Гибель титанов. Часть 2

Октябрь 641 года. Братислава. Римская империя.

Крошечная по сравнению со столицей мира Братислава понравилась Косте безмерно. Небольшой, аккуратный и чистый городок покорил его своей тишиной и каким-то тихим, слегка сонным порядком. Тут почти не встречались подозрительные рожи, если не считать аварских ханов и их свиты. Там рожи были что надо, самые разбойные, какие можно было придумать. Но если остановить степного владыку стражник не посмеет нипочем, то всякой подозрительной швали в Белый город ходу не было. Состоятельные горожане весьма берегли свой покой. Места внутри кольца стен было еще предостаточно, ведь участки под застройку

здесь не продавались, а жаловались, а потому человек, который мог небрежно упомянуть про свой дом в Братиславе, мигом становился объектом самой черной зависти во всех уголках Словении. Целые делегации римлян из Бургундии и иудеев из Тергестума, жаждавших устроить тут свой квартал, были отправлены восвояси. Князь редко бывал здесь, а дурака, который возьмется за взятку решить такой вопрос, просто не существовало на свете. За это можно было и самому в посад съехать, туда, где селятся средней руки купчишки и хорошие мастера с мануфактур. И кончена жизнь такого богатея. Брезговать им будут бывшие знакомые, и дочерей за юношей из Белого города нипочем не отдать. Там женились только на своих. Все это Коста узнал, пока ехал с Михой в обозе войска, что шло из похода, превратившего князя лесного народа в римского императора. В голове не укладывалось!

Уже внутри стен он крепко обнял на прощание Миху, который на пару лет сгинет в коридорах Университета, постигая древние знания. А потом пройдет уличный босяк командирские курсы и получит заветный лейтенантский жетон с двумя звездами. Чин этот по армейским меркам невелик, полусотнику равен, да только звания в Тайном приказе на ступень выше считаются, чем в пехотной тагме. И жалование двойное. Так то государь псов своих ценит. Коста остановится на постоялом дворе.

Коста на двух конях привез сюда свое золото и закопал его в соседнем лесу. Ох и натерпелся он страху, меняясь с Михой по ночам, карауля неслыханное богатство. Но отвело… Ведь ехали они вместе с отрядом егерей, а ночевали рядом с их командиром, которому тоже почему-то спалось плохо.

А он пока остановится на постоялом дворе, ему нужно приготовиться к встрече с будущей тещей. Он не сомневался, что та уже все знает. Ведь, к счастью пана майора, кости судьбы выбросили ему не одну шестерку, а сразу две. Его будущая, и уже безмерно любимая жена оказалась и дочерью маршала Деметрия тоже. Он не получил никаких гарантий от государя, но тот честно пообещал стать его сватом, а это уже немало. Принудить к замужеству дочь таких людей не мог даже император. Он мог только попросить. Да и если девушка откажется наотрез, то даже у родителей нет над ней власти. Таково Уложение государево, и такова позиция церкви, которая все чаще и чаще благословляла браки христиан. До внедрения в массы чина церковного венчания еще не одно столетие. Венчали только императоров, а простые люди обходились оглашением свадебного договора в церкви, да и то не всегда.

— Ну, с богом! — выдохнул Коста, который резко и решительно постучал в украшенную резьбой дверь дома номер три по нечетной стороне. Первый номер у самого боярина Люта был, а дальше только ворота княжеской цитадели.

Каменный особняк внутри оказался не слишком велик по меркам Константинополя. В здешнем климате не протопить огромных залов с куполами, уходящими в небо. И тем не менее, дом был богат безмерно, о чем кричали ковры, которыми полы застелили сплошь, гобелены на стенах и шелковые обои, которыми хозяева затянули каменную кладку. Мило и со вкусом. Вертикальные открытые поставцы, которые в Словении почему-то называли стенками, ломились от драгоценной посуды и, оценив ее цену, Коста внес кое-какие коррективы в предстоящий разговор.

— Здесь ожидайте. Госпожа скоро выйдет к вам, — рабыня-гречанка присела в странном поклоне, щипнув подол платья, и удалилась,

бесшумно ступая по толстому ворсу персидского ковра.

Когда распахнулась дверь, и в комнату вошла женщина лет тридцати пяти с властным лицом, Коста торопливо вскочил и согнул спину в поклоне.

— Садись, Константин, — услышал он.

Будущая теща смогла его удивить. И вроде бы обычная боярыня на вид, похожая на героиню похабных солдатских баек, но нет… Глаза Любавы были умны, проницательны и насмешливы настолько, что Коста выбросил еще пару фраз из тех заготовок, что припас для этой встречи.

— Итак, — сказала боярыня глубоким грудным голосом. — Ты просишь руки моей дочери. Причем не дочери маршала, а именно моей. Почему?

— Потому что этот разговор я хотел провести именно с вами, а не с ним, — развел руками Коста. — А о ваших талантах, госпожа, я слышал столько, что не имею ни малейших сомнений: ваша дочь — истинное сокровище. По крайней мере, «Известия» до сих пор не написали о ней ни слова, а это, согласитесь, о чем-то, да говорит.

Любава расхохоталась, отчего лицо ее сразу потеряло маску снисходительного высокомерия, и она на миг даже стала симпатичной. До этого будущая теща особенного впечатления на Косту не произвела. Уши растопырены, носик вздернут, лицо конопатое. Не отличить от простой бабы. В любую весь зайди, там десяток таких найдешь. Только один перстень на пальце боярыни дороже всей той веси стоит.

— Звонимир рассказал мне о тебе, — сказала, наконец, Любава, когда закончила хохотать. — Ты интересный парень, Константин, и у тебя неплохой путь впереди. Но есть одно препятствие. Моя дочь должна жить так же, как живет сейчас. Что можешь дать ей ты, который весь свой капитал в тысячу солидов, пожалованных князем, готов потратить на вено.

— Вот еще! — спокойно ответил Коста. — Вам передали не совсем верную информацию, госпожа.

— Ты хочешь сказать, что мой муж врет? — глаза Любавы превратились в две ярко-голубые льдинки.

— Он просто не все знает, — небрежно ответил Коста. — Я готов заплатить пять тысяч, и ваша дочь будет жить так, как пристало женщине вашего круга.

— Ты не мог заработать столько на кофе, — прищурилась Любава. — Это огромная сумма. Я признаюсь честно, никто из бояр не предлагал мне больше трех тысяч солидов.

— Я предлагаю пять, — спокойно ответил Коста.

— Я, кажется, поняла… — протянула боярыня и вскинула брови в изумлении. — Но как…?

— Я не нарушил присягу, которую дал государю, — твердо ответил Коста. — Клянусь девой Марией, господом нашим Иисусом Христом и высшей справедливостью, которой служу! Моя совесть чиста. Я взял эти деньги у очень плохого человека. Я не сделал ничего такого, чего стоило бы стыдиться.

— Да, забавно… — протянула Любава. — Что же, Коста. Когда Зван рассказывал про тебя, я не верила… Но оказывается, ты именно таков, как он тебя описал… Я дозволяю тебе поговорить с Анной. Последнее слово останется за ней. Я не стану неволить свою девочку. Но что-то мне подсказывает, что ты уже готов к этой встрече.

— Изумруды или рубины, сиятельная? — спросил Коста, глядя ей прямо в глаза. — Я не знаю вкуса молодой госпожи.

— Рубины, — милостиво кивнула Любава. — Она кареглазая, вся в отца.

— Не будет ли наглостью с моей стороны, сиятельная, — попросил Коста, — огласить сумму брачного договора в тысячу солидов? Я не хочу шокировать здешнее общество такой прорвой золота.

— Не будет, — кивнула Любава, которая ничуть не удивилась, — но только если четыре тысячи к этому времени уже будут лежать в моих сундуках.

— Общаться с вами — истинное наслаждение, матушка, — искренне восхитился Коста.

— Да ты тоже ничего… зятёк, — хмыкнула Любава. — Завтра в полдень приходи. Анна будет готова к сватовству.