Гибельный мир
Шрифт:
— Так вот, — забрав у нее фибулу, продолжил Хельд, — ты видела магию. Это именно она поблескивала. Вот в чем дело.
— Но как ты понял, что я вижу?..
— Нетрудно догадаться. Пряжечка моя на вид, особенно если издалека, не так уж хороша, так что если человек на нее пристально, зачарованно, удивленно смотрит, он определенно увидел что-то необычное. Вот я и понял. И надо тебе сказать, что магии в моей игрушке мало, совсем чуток, а раз ты ее разглядела, да еще издалека… Это чутье, ничто иное.
— Ну, не знаю…
— Учти, я не отступлюсь. Ты мне нужна… Да что там мне, всей нашей компании, а стоит сюда наведаться какому-нибудь магу, он тебя сразу сгребет, без слов. Не добром, так силой, они, маги, люди могущественные, сильные, ничего не боятся. Неизвестно, что для тебя будет лучше. Конечно, признаюсь честно, я не столько о тебе думаю, сколько о себе и ребятах. Учти. У тебя будет равная доля, а доли бывают большие, в золоте… Пара-тройка путешествий, и ты сможешь себе дом в городе купить. Дом в городе! Ты подумай.
— Но мне нравится здесь… Да и, кроме того, родители меня не отпустят. Разве я могу против воли отца…
— Да? — уточнил Хельд. Глаза у него затуманились — он о чем-то напряженно думал. — Ладно. А если я куплю тебя в жены?
Она думала, что изумлена до крайности, но оказалось, что край еще далек.
— В жены?
— А что такого? Мне уже двадцать семь, пора подумать о свадьбе. Разве это будет не убедительно?
— Но ты же не хочешь… Ты же не жениться хочешь. И любовь…
— А разве браки заключаются ради любви? Брак — это дом, семья, дети… Словом, всегда есть какие-то практические соображения. У меня они несколько иные, чем у всех, но тоже практические. Так чем я хуже других?
— Но…
— У нас будет настоящий брак. Разумеется, со временем появятся и дом, и дети. Просто сначала мы будем жить походной жизнью. Вот и все. Через пару лет я планирую отойти от дел, а может, если теперь подвернется выгодный заказ, то и через год. Что скажешь?
Она покраснела.
— Я-то что. Если отец будет согласен…
— Я тебя спрашиваю, — настаивал Хельд. — Я тебе не противен?
Аир украдкой покосилась на него. Ровные черты лица, яркие синие глаза, прямой нос, ровная, короткая бородка… Красивый парень. Кроме того, рейнджер. Да и выйти замуж в пятнадцать лет… Ей будут завидовать.
— Ты мне нравишься, — честно ответила она. — Но я не знаю.
— Ну и ладно, — усмехнулся он. — Как говорят, стерпится — слюбится. Пойдем.
Тем же вечером он заговорил с отцом Аир. Разговор получился короткий — Хельд предложил ему золотой браслет и коня, Раун с веселым удивлением оглядел его, словно прикидывая, хватит ли жениха на подобный выкуп, потом посмотрел на дочь и кивнул головой. Поскольку жених должен был скоро покинуть деревню «по делам», как он пояснил, свадьбу договорились играть сразу же, на следующий день. Ироя только вздохнула, что не будет ни сговора, ни хоровода, ни девичника, ни обрядового «пивного застолья», выгнала Хельда из дома (считалось неприличным жениху и невесте до свадьбы спать в одном доме) и договорилась, чтоб его приютили соседи. Новоиспеченный жених не спорил.
Никого не интересовало, с чего это вдруг гостю приспичило жениться. Мало ли, какие у него резоны, зачем его допрашивать. Хоть он и не крестьянин из соседней деревни, и о его предках, дедах и отцах ничего неизвестно. Отец невесты был спокоен. Рейнджеры, охотники Пустошей — настоящие мужчины, всегда с достатком, а что «работа» у них опасная, так что с того? Наемники тоже мрут как мухи, однако женятся, заводят детей и оставляют женам наследство.
Родители для того и требовали с жениха выкуп за будущую жену, чтоб убедиться в его достатке. За золотой браслет, отданный Хельдом, в здешних краях можно было купить отличный надел. А это всем доказательствам доказательство. Если мужчина может отвалить такой выкуп, он всяко не голодранец.
В деревне жили древнейшие брачные традиции, отступить от них никому из селян не пришло бы в голову. Так же не пришло бы в голову, что кто-то способен понимать их иначе. Когда мужчина берет себе жену, он должен понимать, что ее предстоит содержать, кормить детей, которых она родит, и тут уж родители мужу дочери не указ. Мужику виднее, как действовать.
Забот у Рауна и двух его жен, привыкших растить детей сообща (они обе смотрели на Аир, как на дочь), было только две — собрать приданое и сыграть свадьбу, как положено. Содержимое двух сундуков вывалили прямо на пол и стали отбирать то, что, по мнению старших, следовало отдать щедрому жениху. Вопрос был важный, потому что хорошее приданое — это вопрос чести семьи. Рауну предстояло в будущем выдавать замуж еще не одну дочь, следовало хорошо зарекомендовать себя в глазах грядущих женихов. Ведь в деревнях все видят, все до последней тряпки. Приданое невесты на свадьбе принято было демонстрировать.
— Очень неплохо, — сказала Ироя, и Гиада закивала, перебирая кисти красивой скатерти — глаза ее разгорелись, она вспомнила, как сама выходила замуж. Воспоминания, дорогие сердцу каждой женщины.
Аир улеглась спать, уставшая настолько, что уже не хватало сил терзаться мыслями, что ночует под родительской крышей, возможно, в последний раз. Подумала только о том, откуда же Хельд возьмет обещанную за нее лошадь. Все трое пришли в деревню пешком, а выкуп — весь, до нитки, до крупинки — следовало вручить не позднее церемонии бракосочетания. Девушка так ничего и не придумала, заснула и проспала без сновидений до самого утра, до вторых петухов.
Ближе к полудню, после того, как она закончила помогать матери готовить угощение и уже нарядилась в свадебный наряд, ее сомнения разрешились. В деревеньке появились двое приятелей Хельда, которые, как оказалось, куда-то отлучались утром. Оба ехали верхом, вели в поводу еще трех коней — двух под седлом, третьего взнузданного и нагруженного какой-то сумкой. Этого коня тут же освободили от ноши и у ограды передали отцу невесты. Раун с восторгом оглядел лошадь, погладил животное по шее и торопливо увел. Лошадь и в самом деле была хороша — крепкая, вполне годная и под седло, и под оглобли, и в плуг. В конце концов, ее можно было бы продать.
Свадебный обряд справлялся просто, как все в этих краях, где жизнь слишком опасна, а времени мало. Жених и невеста соединили руки над разожженным на каменном алтаре огнем, выпили из одной чаши и произнесли то, что полагалось произносить, в присутствии всех сельчан — этого было вполне достаточно. Затем огню дали погаснуть, и на алтарь принялись сносить приношения — крестьяне пользовались случаем поблагодарить богов за еще один благополучно прожитый месяц (в страду они едва выбирали время для служения, поскольку работы невпроворот). Боги были незлобивы, с ними всегда можно было договориться, ну а если не повезло — к примеру, погиб урожай или пала корова, что ж, значит, не судьба. Жрец, приходивший заключать свадьбы, изготавливать амулеты и лечить, говорил, что если соблюдать законы, установленные богами, то это уже само по себе служение, и они не обидятся, если за дневной работой о них забудешь. Жрецу верили, потому что он хорошо лечил.