Гиблое место. Служащий. Вероятность равна нулю
Шрифт:
— Погоди, погоди! Откуда набралось их вдруг шестеро?
— Ну... эти... Маклоренс и его возлюбленная, что из Австралии... двое... старый Бонифацио — трое, Никто, Коко и Железный Волк. Шестеро!
— Значит, и Никто зачисляется в компашку, да? — спросил Консулов.
— И Никто, и Железный Волк, и Коко — все это псевдонимы...
— Достаточно, Дейнов, я понял. А вы, Консулов, что скажете?
— Похоже на розыгрыш, товарищ полковник. Особенно если иметь в виду этот элементарнейший шифр. Текст уж больно несерьезный. А дон Бонифацио сильно смахивает на дона Базилио.
— А на что смахивает «жду пароля»?
— Тоже с гнильцой товар. Слишком ясно и категорично.
— Да, но все же зашифровано, — возразил Ковачев.
— Зашифровано, но так, чтоб мы сразу все поняли. И этот легко опознанный автомобиль с передатчиком, и сам радист — все это или какой-то идиотизм, полная глупость, розыгрыш, или... серьезнейшее дело...
— Продолжайте, Консулов.
— Дон Бонифацио старый — это, несомненно, адрес. Бонифацио старший — отец Бонифацио младшего. Такое на Западе практикуется. Для меня загадочнее Коко и Никто. Железный Волк вызывает ассоциации с техникой. Может быть, речь идет о какой-либо аппаратуре, уже установленной Коко в нескольких номерах гостиничного комплекса.
— Я вас серьезно спрашиваю, — сказал Ковачев.
— Я вполне серьезен... Если допустить, разумеется, что текст — не розыгрыш. Железный Волк может означать подводную лодку; Никто тогда название операции, а Коко — дата ее окончания. «В отелях у нас» — это соседние державы, а Пароль — некая красотка, которая вот-вот прибудет. И так далее, если есть желание фантазировать.
II. ЧЕРНЫЙ ЧЕМОДАН
После раскрытия радиста и дешифровки радиограммы снова наступило полное затишье, и никто не мог предсказать, когда оно нарушится. Гораздо важнее было поразмышлять: действительное или кажущееся это спокойствие? Поэтому, едва закончилось утреннее совещание и коллеги его направились решать свои задачи, Ковачев отправился в дом отдыха министерства. Даже пошел на пляж. Но не прошло и часа, как там появилась угловатая фигура Консулова. Тот был в плавках и с сумкою в руках. То и дело оборачиваясь, вглядываясь в голые тела, Консулов наверняка искал его, Ковачева. Уж не случилось ли что?
— Здравствуйте! Ко мне или в объятия Нептуна?
Ковачев уже распознал своеобразную манеру высказываний Консулова и решил ему подыграть.
— Какой там Нептун! Квод лицет Йови, нон лицет бови. Что дозволено Юпитеру, то не дозволено быку. — Он явно полагал, что Ковачев не силен в латыни, поэтому сразу перевел поговорку: — Бреду в жалкой роли почтальона. Хочу порадовать вас открыточкой.
— Любопытствую.
Консулов достал из сумки цветную открытку с видом Золотых песков. На обратной стороне значилось:
«Варна, Сиреневая улица, дом № 5. Петру Петкову. Дорогой Пешо, я на несколько дней приехал на Золотые пески. Гостиница «Метрополь». Давай-ка повидаемся в пятницу, 19 июля, в десять тридцать. Твой приятель Гошо».
— И что же? Чем замечательна эта открытка?
— Тем, что ее только что опустил в почтовый ящик гостиницы «Метрополь» Дэвид Маклоренс. Наблюдатель засек и с помощью администрации гостиницы заполучил открыточку.
— Гм! Интересно. А не мог ли наблюдатель ошибиться?
— Нет. Во-первых, он видел, кто и как опускал открытку, во-вторых, в ящике она оказалась единственной.
— Возможно ли, что этот Маклоренс — болгарин? В Австралию много отбросов уплыло.
— Даже если он и болгарин, то скорее всего второго издания: допустим, сын некоего нашего эмигранта. К тому же от англосаксонской мамаши, судя по комплекции.
— У вас было больше времени на размышление. Что вы думаете относительно открытки? — спросил по пути к дому отдыха Ковачев.
— Адресат, разумеется, никакой не друг Маклоренсу. Сообщается место и время встречи агенту, каковым не обязательно должен быть Петр Петков. Во-первых, Маклоренс обитает не в «Метрополе», а в «Интернационале». Во вторых, если они друзья, то Маклоренс может посетить дом друга. В-третьих, и это самое важное, пятница приходится не на девятнадцатое, а на восемнадцатое июля.
Ковачев мысленно сосчитал дни недели.
— Да, правильно... Что бы это могло означать? Не мог же он случайно ошибиться. Восемнадцатое... Девятнадцатое... В нашем деле такие ошибки маловероятны.
— Вероятно, это какая-то уловка, к которой мы еще вернемся. А открытка? Как поступить с ней? Все-таки надо послать по адресу, не правда ли?
— Обязательно. Иначе возникает опасность, что ничего не случится вообще. А этого допустить нельзя. Но время есть. Почта доставит открытку завтра, вероятно, после обеда. У нас в запасе чуть больше суток. Думать, думать, думать!
Ковачев оделся быстро и, уже сидя в машине, взял открытку у Консулова, снова пристально в нее вгляделся. И чем дольше он смотрел, тем больше убеждался, что эта открытка, случайно попавшая в их руки, кроет немалую тайну. То был не просто условный знак для встречи, но нечто гораздо значительней...
— Думаете ли, товарищ полковник? — спросил Консулов, как будто телепатически уловил его состояние.
— Думаю, думаю, чем еще лучшим можно заняться?
— Тогда поразмышляйте вслух. Может, и я чем-нибудь помогу.
— Вырисовываются две версии. Или этот Дэвид Маклоренс болгарин, и тогда нет ничего удивительного, что он, подписываясь как Гошо (может, он действительно Гошо или под этим именем его знает Пешо), послал открытку, которую сам надписал здесь, у нас. Но интересней и, разумеется, перспективней другая версия. Что он не болгарин и, стало быть, не мог сам написать текст. Тогда следует логически, что открытку ему вручили «там» уже готовой, надписанной и его задача — только опустить ее и повстречаться с Пешо или в пятницу, 18-го, или 19-го, в субботу, перед гостиницей «Метрополь».