Гибриды
Шрифт:
— О. То есть ваша религия предписывает применять средства контрацепции?
— Нет, — ответила Мэри. — Это тоже грех.
— Но ведь это… я думаю, тут подойдёт ваше слово «чушь».
Мэри двинула плечом.
— Бог велел нам плодиться и размножаться.
— Это поэтому у вашего мира такое большое население? Потому что так велел ваш Бог?
— Думаю, это один из факторов.
— Но… прости меня, конечно, но я не понимаю. У тебя ведь был партнёр в течение многих декамесяцев, не так ли?
—
— И у вас с ним не было детей.
— Верно.
— Но ведь вы же наверняка занимались сексом. Почему у вас не появилось детей?
— Ну, на самом деле я таки пользуюсь контрацептивами. Я принимаю таблетки — это комбинация синтетического эстрогена и прогестерона. И поэтому не могу забеременеть.
— Но ведь это грех?
— Многие католики это делают. Это дилемма для многих из нас: мы хотим быть послушны Богу, но должны принимать во внимание и практические соображения. Видишь ли, в 1968 году, когда весь Западный мир становился гораздо либеральнее в вопросах секса, Папа Павел VI издал энциклику. Я помню, как родители обсуждали её в последующие годы; даже для них она стала неожиданностью. Она гласила, что каждый сексуальный контакт должен быть открыт для зачатия. Если честно, большинство католиков ожидали ослабления, а не усиления ограничений. — Мэри вздохнула. — Я лично сторонница контрацептивов.
— Это безусловно лучше, чем аборт, — согласился Понтер. — Но, предположим, ты всё-таки забеременела, не желая того. Предположим…
Мэри немного притормозила, давая соседней машине её обогнать.
— Что?
— Ничего. Прости. Поговорим о чём-нибудь другом.
Но Мэри уже поняла.
— Ты подумал про изнасилование, да? — Мэри пожала плечами, признавая, что тема непростая. — Тебе интересно, что моя Церковь ожидала бы от меня, если бы я забеременела в результате изнасилования.
— Я не хочу, чтобы ты лишний раз вспоминала об этом.
— Да нет, всё нормально. В конце концов, это ведь я завела разговор об абортах. — Мэри глубоко вдохнула, выдохнула и продолжила. — Если бы я забеременела, то, по мнению Церкви, я должна бы была родить ребёнка, пусть он и был зачат в результате изнасилования.
— И ты бы родила?
— Нет, — сказала Мэри. — Нет, я бы сделала аборт.
— Ещё один случай, когда ты отказываешься соблюдать предписания своей религии.
— Я люблю католическую церковь, — сказала Мэри. — Мне нравится быть католичкой. Но я отказываюсь передавать кому бы то ни было контроль над своим телом. И всё же…
— Да?
— Нынешний Папа стар и дряхл. Я не думаю, что он протянет долго. Его преемник может ослабить правила.
— Ах, — сказал Понтер.
Они ехали дальше. Шоссе повернуло прочь от Джорджиан-Бей. По обе стороны дороги появились скальные обнажения Канадского щита и островки соснового леса.
— Ты не задумывался о будущем? — спросила Мэри через некоторое время.
— Последнее время я только о нём и думаю.
— Я имела в виду нашебудущее, — сказала Мэри.
— Я тоже.
— Я… ты только не обижайся, но я считаю, что мы должны хотя бы обсудить такую возможность: что если, когда мне придёт время возвращаться, ты вернёшься вместе со мной? Ну, то есть, поселишься в моём мире постоянно.
— Зачем? — спросил Понтер.
— Ну, здесь мы сможем быть вместе всё время, а не только четыре дня в месяц…
— Так-то оно так, — сказал Понтер, — но… но там у меня вся жизнь. — Он поднял свою массивную руку. — Да-да, я знаю, что твоя жизнь здесь, — быстро произнёс он. — Но у ведь меня ещё Адекор.
— Может быть… я не знаю… может быть, Адекор тоже поехал бы с нами?
Понтерова сплошная бровь немедленно взлетела на надбровье.
— А партнёрша Адекора, Лурт Фрадло? Она тоже с нами поедет?
— Ну, она…
— А Даб, сын Адекора, который через год должен переехать жить к нему? И, разумеется, партнёрша самой Лурт, и партнёр её партнёрши, и их дети. И моя младшая дочь, Мегамег.
Мэри шумно выдохнула.
— Я знаю, я знаю. Это совершенно непрактично, вот только…
— Что?
Она сняла одну руку с руля и сжала его бедро.
— Понтер, я так сильно тебя люблю. Видеться с тобой только четыре дня в месяц…
— Адекор очень сильно любит Лурт, но тоже видится с ней только в эти дни. И я очень любил Класт, хотя наши встречи длились те же четыре дня. — Его лицо было бесстрастно. — Мы так живём.
— Я знаю. Я просто обдумываю возможности.
— А ведь есть и другие проблемы. Ваши города нестерпимо воняют. Я не думаю, что смогу выдерживать это постоянно.
— Мы могли бы поселиться за городом. Где-нибудь вдали от городов, от машин. Где-нибудь, где воздух чист. Мне неважно, где жить, если вместе с тобой.
— Я не могу оставить свою культуру, — сказала Понтер. — Как и бросить семью.
Мэри вздохнула.
— Я знаю.
Понтер несколько раз сморгнул.
— Хотел бы я… хотел бы я предложить решение, которое сделало бы тебя счастливой.
— Речь не только обо мне, — сказала Мэри. — А что сделало бы счастливым тебя?
— Меня? — переспросил Понтер. — Я был бы доволен, если бы ты встречала меня в Центре Салдака каждый раз, когда Двое становятся Одним.
— И тебе бы этого хватало? Четырёх дней в месяц?
— Мэре, ты должна понять: я и представить себе не могу чего-то большего. Да, в твоём мире мы проводили вместе много дней подряд, но когда я здесь, то очень скучаю по Адекору.