Гибриды
Шрифт:
Бандра, которая работала над новым анималистским полотном, по-видимому, решила, что неплохо устроить перевыв. Она пересекла комнату и встала позади Мэри?
— Что вы читаете?
Мэри автоматически показала ей обложку книги, потом сообразила, что Бандра не сможет прочесть название — хотя, при её увлечении английским она, возможно, скоро научится на нём и читать.
— Книга называется «Собственник», — сказала Мэри, — а автора зовут Джон Голсуорси. Он получил высшую литературную награду нашего мира, Нобелевскую премию по литературе. — Кольм советовал ей почитать Голуорси многие годы, но Мэри, наконец, решилась
— О чём она? — спросила Бандра.
— Богатый адвокат женится на красивой женщине. Он нанимает архитектора, чтобы построить им загородный дом, но женщина заводит с архитектором роман.
— Ах, — сказала Бандра; Мэри посмотрела на неё и, улыбнувшись, начала заново:
— Она о сложностях межличностных отношений у глексенов.
— Вы не прочитаете мне из неё вслух? — попросила Бандра?
Просьба удивила Мэри, но одновременно и обрадовала.
— Конечно. — Бандра подтащила седлокресло поближе и села лицом к Мэри, сложив руки на коленях. Мэри принялась читать текст тихим голосом, позволяя Кристине переводить его на неандертальский язык.
Многие сочли бы брак Сомса и Ирэн вполне удачным: у него деньги, у неё красота — значит, компромисс возможен. Пусть не любят друг друга, но почему не поддерживать сносных отношений? То, что они будут жить каждый своей жизнью, делу не помешает, лишь бы были соблюдены приличия, лишь бы уважались священные узы брака и семейный очаг. В высших классах половина всех супружеств покоится на двух правилах: не оскорбляй лучших чувств общества, не оскорбляй лучших чувств церкви. Ради них можно принести в жертву свои собственные чувства. Преимущества незыблемого семейного очага слишком очевидны, слишком осязаемы, они исчисляются реальными вещами; status quo — дело верное. Ломка семьи — в лучшем случае опасный эксперимент и к тому же весьма эгоистичный.
Вот какие выводы может выставить защита, и молодой Джолион вздохнул.
«Все упирается в собственничество, — думал он, — но такая постановка вопроса мало кого обрадует. У них это называется „святостью брачных уз“, но святость брачных уз покоится на святости семьи, а святость семьи — на святости собственности. И вместе с тем, наверное, все эти люди считают себя последователями того, кто никогда и ничем не владел. Как странно!»
И молодой Джолион снова вздохнул. [33]
33
Перевод Н.А. Волжиной, М.Ф. Лорие.
— Интересно, — сказала Бандра, когда Мэри остановилась.
Мэри рассмеялась.
— Уверена, что вы так говорите из вежливости. Должно быть, для вас это полнейшая тарабарщина.
— Нет, — возразила Бандра. — Нет, я поняла. Этот мужчина — Сомс, да? — живёт с этой женщиной, этой…
— Ирэн, — подсказала Мэри.
— Да. Но в их отношениях нет теплоты. Она хочет гораздо большей близости, чем хочется ему.
Мэри, впечатлённая, кивнула.
— Именно так.
— Подозреваю, что такие проблемы бывают у всех.
— Думаю, да, — сказала Мэри. — Я лично отождествляю себя с Ирэн. Она вышла замуж за Сомса не зная, чего на самом деле хочет. Как я за Кольма.
— Но теперь вы знаете, чего хотите?
— Я знаю, что хочу Понтера.
— Но он не сам по себе, — сказала Бандра. — У него Адекор и дочери.
Мэри загнула страницу и закрыла книгу.
— Я знаю, — тихо сказала она.
Бандра, должно быть, почувствовала, что огорчила Мэри.
— Простите, — сказала она. — Я бы чего-нибудь выпила. Поддержите?
Мэри была готова убить за стакан вина, но неандертальцы его не делали. Впрочем, она привезла с собой с той стороны килограммовую пачку кофе. Обычно она не пила кофе по вечерам, но комнатной температурой у неандертальцев считается шестнадцать градусов: они пользовались той же самой шкалой — промежуток между точками замерзания и кипения воды, разделённый на сто частей. Мэри предпочитала двадцать или двадцать один градус, и большая кружка кофе могла помочь ей согреться.
— Давайте я вам помогу, — сказала Мэри, и они вдвоём отправились в кухонную зону.
У себя дома на той Земле Мэри всегда держала в холодильнике литровую упаковку шоколадного молока, чтобы добавлять его в кофе. Здесь его тоже было не достать, но она взяла с собой банку сухого молока и растворимого порошкового какао; добавив в кружку Maxwell House разумное количество того и другого она получила приемлемую аппроксимацию своего любимого напитка.
По устланному мхом полу они вернулись в гостиную. Бандра уселась на один из своих плавно изогнутых диванов, встроенных в одну из стен; Мэри вернулась на своё кресло, но тут осознала, что ей некуда поставить кружку. Она подхватила свою книжку — Кольм всегда терпеть не мог того, как она перегибает корешок и загибает страницы — и присела на другом краю дивана, поставив кружку на сосновый столик перед ним.
— В своём мире вы жили одна, — сказала Бандра. Это не был вопрос; она уже успела это узнать.
— Да, — сказала Мэри. — У меня была… у нас это называется «квартира в кондоминиуме» — несколько комнат в большом здании, которым я владею совместно с парой сотен других людей.
— Парой сотен! — удивилась Бандра. — Такое большое здание?
— В нём двадцать два этажа; двадцать два уровня. Я живу на семнадцатом.
— Вид, должно быть, потрясающий!
— Это точно. — Хотя ответ был шаблонный, и Мэри это знала. Вид из её окна открывался на бетон и стекло, на здания и автострады. Он казался замечательным, когда она там поселилась, но её вкусы уже менялись.
— И каков статус этого места сейчас? — поинтересовалась Бандра.
— Я всё ещё им владею. Когда мы с Понтером окончательно решим, что мы будем делать дальше, тогда и станет ясно, что делать с квартирой. Возможно, мы её оставим.
— И что же вы с Понтером будете делать дальше?
— Если б я знала, — ответила Мэри. Она взяла кружку и сделала глоток. — Как вы только что сказали, Понтер не сам по себе.
— И вы тоже, — сказала Бандра, отводя взгляд.
— Простите? — не поняла Мэри.
— Вы тоже. Если вы решите стать частью этого мира, то не должны оставаться в одиночестве в любой день месяца.
— Гмм, — сказала Мэри. — В моём мире большинство людей привлекают представители противоположного пола.