Гидеон
Шрифт:
Но в один из дней, когда мое терпение уже было почти на исходе, я все-таки понял, как получить желаемое. Как получить хоть толику благодарности. Это можно было сделать через разговоры. Да, да - через самые обычные ежедневные разговоры. Благородный много чего знал, и имел широкое представление о самых разных вещах. Да - он не всякий раз хотел со мной разговаривать. И не всякий раз отвечал на мои вопросы. Но, если он отвечал, то его ответы, а точнее, знания, которыми он делился, были для меня почти что бесценны.
Все началось с ответа на один простой вопрос.
– Слушай, Ленье, - обратился я к нему, когда мы, возвращаясь с восточного леса, проходили мимо квартала богатых горожан.
– Чего тебе, Гидеон?
– спросил он меня недовольно.
– Ты же учился магии в столице королевства.
– Само собой. И что?
– сухо ответил он
– Наверняка там учились лишь знатные и богатые.
– Само собой.
– Ленье с кислой улыбкой взглянул на крыши особняков, скрытые высокими каменными заборами.
– И что?
– А чем отличается ваше обученье от нашего?
– задал я вопрос.
– Да почти ничем, - сразу ответил он.
– Нас, как и вас, учили устройству нашего королевства.
– Ага.
– Нас учили уважать короля, герцогов и графов.
– Учили истории магии, и сути заклинаний.
– То есть, и нас и вас, учили одинокого?
– Само собой. Только условия у нас были куда лучше. У каждого из нас были свои кельи и свои кровати. Еда нам шла прямо с рынков столицы. Нам разрешали водить гостей. И книг мы, само собой, тоже не переписывали.
Да, он прав - для того, что спал и ел в одной комнате, деля ее на троих, его условия проживанье могли показаться сказкой. Но дело совсем не в этом. Обо всем вышесказанном я и сам бы мог догадаться. Но одно дело - только предполагать, а другое - знать наверняка.
Теперь я это знал. И знал благодаря Ленье.
Поэтому при следующей встрече я задал ему еще одни вопрос.
– Слушай, Ленье, - спросил я его, когда мы стояли возле одной из конюшен, где юноша любовался белым жеребцом с шелковистой гривой.
– Я никак не могу взять в толк, зачем мы в магической школе занимались переписыванием старых книг? Ведь эта работа не помогала нам в нашем обучении. Будь это книги по магии, я бы еще понял. Но это были самые обычные книги - пыльные и толстые.
– А ты не понимаешь?
– отозвался он, не отводя взгляда от гарцующего красавца.
– Нет.
– Так на вас зарабатывали, - дал он мне ответ.
– А?
– не понял я.
– Переписывание книг - очень тяжелая и сложная работа. Нужно писать все четко и без ошибок, сильно напрягая глаза. Обычно за такую работу очень мало платят, а потому почти никто не хочет за нее браться. Поэтому такую работу поручают вам, кандидатам в маги.
– А почему нам?
– Ай-яй-яй. Разве это не очевидно? Из кандидатов не всегда получаются маги. Кто-то может не выдержать, кто-то разочаруется. И старанья учителей пропадут впустую. А так, даже от кандидатов, есть какой-то толк.
Вот так. Кто бы еще мне мог о таком поведать?
Еще один вопрос я решил задать, когда мы проходили мимо городского совета.
– Послушай, Ленье.
– Чего тебе надо?
– привычно хмыкнул он.
– Скажи - для чего нам в школе так сильно превозносили наше королевство?
– полюбопытствовал я.
– Нам так много рассказывали о том, насколько великий у нас король, о том, как мудры его герцоги, как предприимчивы графы, и как верны бароны. Зачем это было, а?
– спросил я у благородного. Уж такой как он, должен это знать.
– Что, допекло?
– Ленье улыбнулся, и в кои-то веки его улыбка была абсолютно искренней.
– А-то!
– честно признался я.
– В общем, это для того, чтоб мы, все мы, чтили ту руку, которая нас кормит, - как-то странно ответил он.
– Чтили и уважали. И, потому, знали свое место.
– Знали свое место?
– Мне показалось, что такое сравнение больше подходит собакам.
– Само собой. Глава королевства это наш король. Такие, как мы с тобой, должны его просто боготворить.
– Боготворить?
– Конечно. Ценить, как солнце в небе в холодную погоду. Ценить как глоток воды в жаркий знойный день. Как кусок хлеба во время неурожая.
– Ого,- вырвалось у меня ненароком.
– Превозносить его за все его блага, видимые и невидимые. Восхвалять за все и вся, даже и не глядя в его сторону. Ценить его больше отца и матери, и даже больше жизни, - продолжал он чрезвычайно торжественным тоном.