Гидра
Шрифт:
– Я ... я был вчера там. Во время... когда офицеры обсуждали вопрос операции. Они... Ланковский говорил со мной. Спрашивал про топи.
– Топи?
– я переспросил его.
– Он говорил тебе о результатах сканирования местности дроном и о том, кто же все-таки нас обстрелял в том месте?
Но вопрос прошел мимо моего собеседника. Его разум был занят чем-то другим.
– Нет, он говорил про топи... про то каким образом можно пройти через них.
– Что?
– Ему нужно пройти сквозь них, Рик. Прямо по тем местам, где когда-то погибла моя группа вместе с командиром.
– Но зачем? Что ему нужно в этих болотах?
Я не мог понять что с ним происходит, но, когда его глаза поднялись и я увидел их бледный, безжизненный цвет, все сразу встало на свои места.
– Проклятье, Рутгард, ты под "Пулом"! Где ты его достал!?
Но он молчал. Трясущимися руками он схватился за металлическую стойку отработанного крепления и чуть не зарыдал.
– Я не смог сдержаться, Рик! Это все после вчерашнего разговора. Я не хочу туда, в эти топи. Там смерть, Рик, я видел ее! Видел как она схватила моего командира и утопила в этом вонючем болоте не оставив ему ни единого шанса. Я не пойду туда!
Рутгард присел на стул.
– Всю ночь мне снился тот бой. Я считал, что память давно стерла из своего архива те воспоминания, но вчера они будто воскресли из мертвых и набросились на меня, давя своим весом и заставляя прокручивать их перед собой как черно-бело кино. Мне было тяжело. Я не мог избавиться от них простым путем.
– И полез за дозой "Пула".
– А что мне оставалось делать!? Ждать, когда я сойду с ума!?
– Ты вынуждаешь меня сообщить все командованию.
Пилот подскочил со своего места и, подбежав, стал кричать, не сдерживая себя.
– Нет, Рик, не делай этого. Эта служба, все что у меня есть. Не забирай ее у меня!
– У нас был уговор: ты завязываешь с "Пулом", я забываю все, что было до этого. Ты не сдержал свое слово.
– Да, я знаю, что поступил неправильно, но дай мне последний шанс. Позволь искупить свою вину. Эта дрянь меня уже не отпустит, но во мне еще есть силы, чтобы дать последний бой. Я уже нежилец, поэтому перед атакой на Бауг сам вызовусь в "ведущие". Только не говори никому. Не хочу, чтобы люди узнали об этом.
Рутгард смотрел на меня своими пустыми глазами, где вместо зрачков была лишь маленькая точка. Его вспотевшее лицо начало блестеть от выступившего пота, а руки медленно, но прекращали трястись.
"Он возвращается в норму"
– А если сорвешься до этого? Что тогда? Снова трибунал. Хм...Лангард будет на седьмом небе от счастья.
– Я даю тебе слово.
Не знаю почему, но я дал ему второй шанс, несмотря на то, что все его состояние требовало от меня совершенно другого решения.
– Расскажи мне подробнее о том, что обсуждалось на совете офицеров?
Рутгард медленно начал.
– Дело дрянь, Рик. Они хотели наступать в самое ближайшее время, но офицеры боевых групп взбунтовались. План оказался самоубийственен, на подобии того, когда тебя выбрали "ведущим", однако на этот раз офицеры отказались жертвовать своими бойцами и потребовали пересмотра плана действий. Там был Николай Ланковский, Лангард, Локт, вся местная верхушка, поэтому сам понимаешь, что просто так, взять и проигнорировать волнения у офицеров никто не мог.
– И что случилось потом?
– Как я понял, они обсуждали вопрос атаки города с фланга. С той самой стороны, которая прилегает к болотам, мотивируя это тем, что "ждать нас там не будут". Это правда, только сумасшедший захочет сунуться в болота.
Он сделал небольшой вздох и опустил глаза. Его опять начинало трясти.
– Вход предполагался в двенадцати километрах южнее города. Небольшой группой, около четырех-шести машин разной тоннажности, затем бросок на север к стенам города, а там...
– Рутгард снова сделал паузу, - если машины выберутся из топей, атака из всех стволов, которая должна предрешить исход боя.
Теперь он замолчал окончательно. Его глаза закатились, а тело обмякло. Это была последняя стадия наркотического эффекта, которая наблюдалась при приеме "Пула". Хозяин тела терял контроль над мышцами и моторикой. Человек превращался в огромный кусок мяса.
Я подхватил его в тот самый момент, когда он был готов упасть. Перекинув руку за свою шею и отнеся к ближайшему креслу, мне пришлось уложить Рутгарда почти как ребенка. Он сопел. Сердцебиение было слабым, но он все еще был жив.
"Проклятье, что же ты наделал"
Сложно описать кого в тот момент напоминал пилот, но человеком он не был точно. Он больше не владел ситуацией и организм был чужд для него. Теперь он диктовал условия и требовал считаться с ним и его потребностями.
"Пул" - это слово знал каждый, кто хотя бы раз попадал на передовую. Неважно как и в каком качестве, но для многих тех, кто держал оружие, это была последняя надежда остаться в живых в момент критической и смертельной опасности. Применяемый как медицинский препарат для болеутоления, он вскоре перерос в наркотическое зелье, которым торговали все: начиная от пилотов машин и заканчивая врачами, что имели беспрепятственный доступ к медицинским хранилищам. Вызывая эффект берсерка, когда каждая мышца и клетка организма начинала работать на предельных границах, он высасывал из своего владельца все до последней капли. Галлюцинации, невнятный бред, апатия и полная отрешенность. Это были лишь самые распространенные побочные эффекты, вызываемые "Пулом", на которые очень многие врачи просто закрывали глаза... до определенного времени. А когда же процент зависимых от этого препарата достиг семидесяти среди всех пилотов и боевых офицеров, руководством было принято решение о изъятии "Пула" из медицинского каталога и полного его запрета на территории боевых штабов. Но проблема оказалась куда более серьезней, чем казалось на первый взгляд. Препарат продолжал "ходить" среди солдат и полного искоренения добиться было просто невозможно - слишком для многих он был жизненнонеобходим.
И вот сейчас, глядя на безжизненное лицо Рутгарда, я поймал себя на мысли, что рано или поздно, но прошлое все же возвращается. Для кого-то этот процесс происходит в виде воспоминаний, упорно лезущих в твой мозг, а для кого-то, таким вот странным образом, в виде наркотической зависимости, что дремала в глубине его организма и ждала удобного случая для своего наступления.
Прозвучала сирена. Утренний распорядок вступал в свои права. Штаб начинал оживать. Словно муравейник, сотни людей разных профессий начали выходить из промозглых бетонных коробок на улицу, где в это время солнце уже прогревало землю. Неспешно. Лучи этого светила скользили по заледеневшей почве, растапливая и превращая в воду, осевший на бледно-зеленой траве иней.