Гиляровский
Шрифт:
— В тех же телегах, на которых вы будете ездить, и холерных возят… Долго ли до греха…
Завлек к себе в гости на хутор, накормил, напоил и предоставил в полное распоряжение коляску, лошадь и собственного денщика-калмыка. Супруга же приятеля нагоношила в путь гостинцев: «А как хлопотала сама хозяйка, набив сумку съестным, — а главное, что больше всего пригодилось, — походными казачьими колобками, внутри которых находилось цельное круто испеченное яйцо! Была ветчина малосольная, пшено, рис, чудное сало, запас луку и чесноку».
Но к концу пути Владимир Алексеевич все же почувствовал
— Это ничего — пропотеть, и все пройдет… Напьемся чайку напополам с вином… А потом наденем на себя бурку, да наметом, наметом, пока скрозь не промокнем, — и всякая боль пройдет! К Черкасску здоровы будем!
Удивительно, но через полчаса подобных процедур Владимир Алексеевич действительно почувствовал себя здоровым.
Вряд ли подействовала эксклюзивная методика калмыка. Если бы все было так просто, никакая эпидемия была бы не страшна — знай только скачи себе в бурке. Видимо, решающую роль сыграло богатырское здоровье Гиляровского. Но он верил в то, что излечил его загадочный калмык. Всем подряд рассказывал эту волшебную историю и все-таки добился своего. «Петербургский листок» решил поместить небольшую заметку: «Редактор журнала „Спорт“ В. А. Гиляровский заболел холерой и вылечился калмыцким средством: на лошади сделал десять верст галопа по скаковому кругу — и болезнь как рукой сняло».
И Гиляровскому — реклама, и журналу «Спорт». Поди плохо.
Правда, в последний момент власти запретили помещать репортаж о холере. Но заметки репортера не пропали даром — впоследствии он опубликовал их в сборнике «Москва газетная». Восторженные читатели (особенно читательницы), затаив дыхание, впитывали каждое слово: «Первая встреча с холерой была у меня при выходе из вагона в Ростове. Подхожу к двери в зал первого класса — и передо мной грохается огромный, толстый швейцар, которого я увидел еще издали, сходя с площадки вагона. Оказалось — случай молниеносной холеры. Во время моей поездки я видел еще два таких случая, а слышал о них часто…
В одной из станиц в почтовой конторе во время приема писем упал и умер старший почтовый чиновник, и все разбежались. Пришлось чужому, проезжему человеку потребовать станичное начальство, заставить вынести из конторы тело, а контору запереть, чтобы не разграбили.
Это был второй случай молниеносной холеры. Третий я видел в глухой степи, среди артели косцов, возвращавшихся с полевых работ на родину. Мы ехали по жаре шагом. Впереди шли семеро косцов. Вдруг один из них упал, и все бросились вперед по дороге бежать. Остался только один, который наклонился над упавшим, что-то делал около него, потом бросился догонять своих».
Можно сказать, что командировка была полностью «отбита».
Тогда же, путешествуя по Дону, Владимир Гиляровский встретился с одним учителем, который интересовался Степаном Разиным. Надо сказать, что наш герой тоже испытывал к повстанцу уважение и даже посвятил ему поэму:
Мечтал приехать атаман Низовой вольницы! Со славой, СЕсли верить Гиляровскому, учитель растрогался и произнес:
— Превосходно! Это, пожалуй, лучшее из всего, что я читал о Разине.
И указал на неточность: Владимир Алексеевич писал в поэме, что Разина на Красной площади казнили, а на самом деле — на Болотной. Гиляровский следовал официальной версии, а она, на самом деле, не верна. Во всяком случае, донские устные предания указывают на Болото (ныне там парк и памятник художнику И. Репину).
Возвратясь в Москву, Гиляровский сверился с архивами, которые подтвердили версию станичного учителя. После чего Владимир Алексеевич стал всем рассказывать о том, что он сделал открытие — установил место, где был четвертован Степан Разин.
Впрочем, осуждать его не стоит. С учителя за это не убудет, а слава краеведа-первооткрывателя придется нашему герою очень даже кстати.
В 1894 году у Гиляровского вышла книга стихов «Забытая тетрадь» — первая в жизни, если не считать сожженную в Сущевской части. Книга выдержала два издания — в 1896 и 1901 годах.
Выпустить первый сборник для поэта — эпохальное событие. Гиляровский с этим делом явно запоздал — ему уже было под сорок. Но, как говорится, лучше поздно, чем никогда. 1894 год прошел для него под знаком «Забытой тетради».
Глава 7.
Король репортеров
К середине 1890-х годов Гиляровский был уже маститым писателем, респектабельным господином. Обзавелся не только квартирой, но и прислугой, а также держал секретаря-курьера. Как работодатель он был щедр и либерален. Когда к секретарю Ване Угаркину явился в гости его друг Коля Морозов, между ними (а ведь это были всего-навсего четырнадцатилетние мальчишки, отданные из деревни «в город», «в люди») состоялся такой диалог:
— Живем хорошо, чувствуем себя как дома… — хвастался Ваня. — Как есть дома. Работу начинаем в десять, кончаем в шесть. В праздник не работаем вовсе.
— А я, брат, трублю восемнадцать часов в сутки — с шести до двенадцати ночи, а в праздники у нас самая шибкая торговля, — сетовал Коля.
Тут появился сам хозяин. Коля так описывал его явление: «Вдруг в коридоре раздается грохот, хлопанье дверей, слышатся быстрые шаги, удары каблуков о половицы, и вот дверь комнаты, где мы сидели, отбрасывается, будто сорванная с петель, и на пороге появляется человек, которому, казалось, в коридоре узко, в дверях тесно, в комнате мало простора.