Гиммлер. Инквизитор в пенсне
Шрифт:
17 августа 1938 года Гиммлеру удалось убедить Гитлера в необходимости изменения статуса частей СС оперативного реагирования. Отныне части СС являлись не формированиями вермахта, но подразделениями полиции. Они были провозглашены «постоянными вооруженными частями». Однако если части «Мертвой головы» служили «для выполнения специальных заданий полицейского характера», то части СС оперативного реагирования находились в «исключительном распоряжении фюрера». Нельзя сказать, что статус частей СС стал более определенным, чем это было обозначено в 1934 году. На тот период было ясно, что части СС предназначались для выполнения «внутриполитических функций», а в случае войны они подчинялись командованию вермахта. Пытаясь не вызывать излишних подозрений, Гиммлер даже в январе 1937 года заверял армейских офицеров, что в случае начала войны был готов предоставить в распоряжение вермахта полицейские части, а из штандартов «Мертвой головы» сформировать «корпус быстрого развертывания». Однако во время того же самого выступления он подчеркнул, что кроме классических театров боевых действий (на
Аналогичную мысль Гиммлер высказал 8 ноября 1938 года, когда он выступал перед группенфюрерами СС. Он еще раз говорил о том, что между внутриполитическими функциями СС и ведением боевых действий на фронте не было никакой разницы. «Общая задача СС заключается в том, чтобы вместе с полицией обеспечивать безопасность Германии внутри страны. Задание может быть выполнимо только тогда, когда часть охранных отрядов находится на фронте… Если не понесем потерь на фронте, не будем сражаться с врагами, то у нас не будет морального права стрелять в людей внутри страны. Мы не сможем расстреливать трусов и дезертиров. Для этого и существуют части СС оперативного реагирования, перед которыми поставлено прекрасное задание — оказаться на поле битвы». В дальнейшем Гиммлер заявил о намерении создать собственный армейский корпус, а отнюдь не полноценную дивизию, как это планировалось в 1934 году. Очевидно, что рейхсфюрер не намеревался предоставлять вермахту части СС в качестве «вспомогательных подразделений». На это указывало и само развитие частей СС. В период с января 1935-го по декабрь 1936 года их численность увеличилась с 5 тысяч до 14 тысяч человек. Одновременно с этим численность подразделений «Мертвой головы» увеличилась с 2 тысяч до 9 тысяч человек.
Гиммлер изначально планировал части СС как нечто особое. Во время встречи по поводу очередной годовщины «пивного путча» он заявил 8 ноября 1938 года группенфюрерам СС: «Я сказал командиру штандарта “Дойчланд”, что полагаю правильным, если не будет ни одного пленного эсэсовца. Он должен будет покончить с собой. Мы тоже не будем брать никого в плен. Война будущего — это не перестрелка, а столкновение народов не на жизнь, а на смерть… Если речь идет о жизни нашего народа, мы должны быть лишены всякого сострадания. Нам должно быть безразлично, если в городе погибнут тысячи людей. Но мы должны быть готовы к тому, что погибнем сами. Если потребуется, я сделаю это сам и ожидаю от вас такого же поступка».
Глава 16. «Орден» и его «магистр»
Генрих Гиммлер не раз характеризовал СС как «орден». Это была не простая метафора. Обладая собственным мировоззрением, ритуалами, осознанием элитности, СС действительно походили на рыцарский орден, в котором магистром был рейхсфюрер. Гиммлер даже смог выработать свой собственный стиль руководства. Он замкнул СС исключительно на себя. Мировоззрение, которое должны были разделять эсэсовцы, было мировоззрением Гиммлера. Сам он себя полагал не просто руководителем, но попечителем и воспитателем эсэсовцев. Гиммлер определял не только принципы, которым должны были следовать служащие СС, но даже пытался регламентировать их личную жизнь. Весь аппарат СС, отличавшийся изрядной запутанностью, был выстроен так, что им мог управлять только Генрих Гиммлер. Разделив полномочия между начальниками нескольких главных управлений СС, Гиммлер сделал все возможное, чтобы структура охранных отрядов не распалась на автономные организации. При этом он не имел ни заместителя, который бы имел право принимать решение в отсутствие рейхсфюрера СС, ни некого коллегиального органа, который бы регулярно собирался на совещания. Беседы с отдельными группенфюрерами СС были по большому счету односторонними — высшие офицеры СС должны были внимать воззваниям Гиммлера. Тот же предпочитал не ограничиваться принятием генеральных решений, нередко он вмешивался даже в самые незначительные дела. Это выглядело несколько парадоксальным, когда один из властителей Третьего рейха определял, каким шрифтом должна была быть напечатана та или иная книга, или занимался изучением личных дел отнюдь не самых высокопоставленных эсэсовцев. Однако вопреки распространенному в исторической литературе мнению, Гиммлер не был бюрократом. Педантичность была чертой характера, которая прослеживалась у него едва ли не с детства. Но бюрократизм был ему чужд. Гиммлер не хотел создавать застывшую управленческую структуру, которая бы в своей деятельности руководствовалась некими директивами и четко сформулированными правилами. Он по собственному опыту знал, что бюрократические ведомства в силу своей природы ограничивают свободу действий даже руководителей, делая их предсказуемыми. Гиммлер же, напротив, пытался быть совершенно непредсказуемым. Он прекрасно понимал, что спонтанность действий, помноженная на его скрытность, в борьбе за власть становились не столько недостатком, сколько козырем.
Подобный стиль руководства определялся патологическим недоверием Гиммлера, его потребностью полностью контролировать ситуацию и неспособностью делегировать полномочия другим людям. Гиммлер пытался лично руководить неуклонно растущим аппаратом, нередко утопая в бесчисленных решениях частных проблем и незначительных указаниях. Как уже говорилось
За время всего своего пребывания в рядах НСДАП Гиммлер постоянно находился в разъездах. Как помощник гауляйтера в «боевые» 20-е годы он на мотоцикле изъездил всю Нижнюю Баварию; как заместитель имперского руководителя пропаганды он проехал на поезде по всем землям Германии; в должности рейхсфюрера СС он предпочитал использовать специальный поезд, самолет или легковой вездеход, которые доставляли его во многие уголки Европы. Когда началась Вторая мировая война, Гиммлеру доставляло несказанное удовольствие с небольшой группой своих «паладинов» инспектировать оккупированные территории, на которых можно было заметить следы недавних боев. В таких случаях он предпочитал сам садиться за руль. На фотографиях, которые Гиммлер во время войны посылал своей дочери Гудрун в Гмюнд на Тагернзее, его нельзя было найти запечатленным за письменным столом. Но имеется множество снимков, где Гиммлер запечатлен беседующим с кем-то, совершающим поездку, выступающим, инспектирующим. Именно таким и хотел видеть себя рейхсфюрер СС: коммуникабельным, оперативным. Он хотел предстать руководителем, который был в курсе всех дел, который полностью контролировал ситуацию, который был готов разделить лишения со своими эсэсовцами.
Гиммлер почти всю свою жизнь заботился о том, чтобы предстать в «солдатском» виде. А потому он выбрал и подходящий для этого стиль руководства. Чтобы придать убедительность своему (во многом выдуманному) образу, он даже не брезговал легкой «корректировкой» своей биографии. Так, например, во время выступления в 1936 году на празднике летнего солнцестояния он затронул тему злоупотребления алкоголем. Пытаясь предстать бывалым воякой, Гиммлер с легким пренебрежением выразил понимание этого порока: «Нас, участвовавших в войне и являющихся представителями солдатского поколения, могли бы характеризовать как фронтовиков-выпивох и обжор. Я могу вас заверить, что когда принимаешь участие в боях и не знаешь, что ждет тебя в следующие несколько часов, очень легко пристраститься к табаку и алкоголю». А в мае 1944 года он заявил генералу вермахта: «В 1917 году я стал фаненюнкером и встретил в этом звании революцию».
В официальных биографиях и биографических статьях, которые печатала немецкая пресса, Гиммлер представал фронтовиком. Напомним — Гиммлер оказался в армии всего лишь в 1918 году, не принимал участия ни в каких боях, а во время революционных потрясений вообще находился дома. За этой военной «деловитостью» и «трезвостью» Гиммлер, как и ранее, пытался скрыть неуклюжесть в общении с другими людьми. Он пытался преподнести качества, которые служили для его «маскировки», как обусловленные его профессией «добродетели». Он не раз говорил об этом как с высоких трибун, так и в частных беседах. В 1933 году он писал в одно из немецких издательств: «Не злитесь на меня за то, что отказал Вам в издании моей биографии. Вы должны знать, насколько мне неприятно фотографироваться, давать интервью. Для меня написание биографии является чем-то вроде медленного удаления зуба».
Кроме этого Гиммлер всегда хотел быть образцом «порядочности» и «корректности». Так, например, он принципиально отказывался брать в эсэсовском казино в Берлине бесплатные сигареты, постоянно настаивая на том, что должен за них заплатить. Он отвергал приглашения от состоятельных бизнесменов и промышленников посетить ресторан за их счет. Кроме этого Гиммлер был принципиальным противником того, чтобы поездки его семьи оплачивались из бюджета СС. Гиммлер был настолько педантичным, что постоянно вычислял, сколько должен был дать «на чай». В общении с сотрудниками, посетителями, хозяевами домов (во время инспекций и командировок) он заботился о том, чтобы быть предельно приветливым и неприхотливым за столом. Телохранитель Гиммлера Йозеф Кирмайер после войны свидетельствовал: «При близком рассмотрении рейхсфюрер СС казался очень человечным и открытым. Он был любезен и вежлив почти с каждым, но только до тех пор, пока он был убежден в необходимости этого».
На самом деле поведение Гиммлера могло очень быстро измениться. Отто Вагнер, который во время «эпохи борьбы» был одним из ключевых функционеров НСДАП, вспоминал, что Гиммлер мог внезапно превратиться из вежливого и любезного в «ироничного, саркастичного и циничного человека». Согласно описанию Альберта Шпеера, Гиммлер никогда не был действительно любезным, а «лишь вынужденным вести себя корректно», то есть он имитировал приветливость. Эта показная вежливость, граничившая с двуличием, была выражена в весьма специфической привычке Гиммлера — он вел специальную картотеку, в которой фиксировал, кому и когда сделал подарки.