Гиперион. Падение Гипериона
Шрифт:
– Ага, – ответил я. – Но оснований для беспокойства, по-моему, нет. Гленнон-Хайт неизбежно должен был напасть на Фомальгаут… Судите сами: всего несколько тысяч колонистов, богатейшие минеральные ресурсы, тридцать, нет, двадцать стандартных месяцев лета до Сети…
– Двадцать три, – поправил меня Печальный Король Билли. – Так вы п-полагаете, оп-п-пасность нам не угрожает?
– Г-м-м, – произнес я. – Полет сюда прямо из Сети занимает три недели по корабельному времени, то есть меньше года… Да, получается, что ВКС Гегемонии заведомо опередят спин-звездолеты Гленнон-Хайта,
– Возможно и так, – задумчиво произнес король, прислонившись к глобусу (который тут же начал поворачиваться под тяжестью монаршей особы, вследствие чего Билли был вынужден отскочить и встать прямо). – Тем не-не-менее я решил начать собственную с-с-скромную Хиджру.
Я даже заморгал от удивления. Билли уже почти два года изъявлял желание переселить свое королевство, но я никогда не думал, что он всерьез решится на такое дело.
– Зв-зв-зв… корабли на Парвати уже готовы, – сказал он. – Асквит согласился п-п-перевезти нас в Сеть.
– А как же дворец? – спросил я. – Библиотека? Фермы, постройки?
– К-конечно же, я их подарил, – ответил король Билли, – но сама б-библиотека – я хочу сказать, к-книги – отправится с нами.
Я сел на валик дивана, набитого конским волосом, и почесал щеку. За десять лет, проведенных мной в королевстве Билли Печального, я из объекта опеки превратился в его личного друга, конфидента и даже наставника, но при этом никогда не льстил себя надеждой, что понимаю загадочную душу этого растрепанного создания. Сразу по прилете я был удостоен королевской аудиенции.
– Так вы, значит, х-х-хотите п-п-присоединиться к нашей маленькой колонии т-т-талантов? – спросил Билли.
– Да, Ваше Величество.
– А вы не с-с-собираетесь п-п-писать здесь книги н-наподобие «У-у-умирающей Земли»?
– Ни за что, Ваше Величество!
– Знаете, а я ее ч-ч-читал, – выговорил наконец коротышка. – О-о-очень интересно.
– Вы более чем любезны, сир.
– Д-д-дерьмо, господин Силен. Но б-б-было интересно. П-понимаете, кто-то по ней прошелся и з-здорово п-по-кромсал ее, но оставил только плохие куски.
Я улыбнулся во весь рот, удивленный тем внезапным открытием, что мне начинает нравиться Печальный Король Билли.
– Н-н-но «Песни», – он вздохнул, – о, эт-т-то книга. Возможно, это лучшая книга с-ст-ст… поэзии, изданная в Сети за последние два столетия. Уму непостижимо, как вы протащили ее через цензуру посредственности. Я заказал для моего к-королевства двадцать тысяч экземпляров.
Я склонил голову. Впервые со времен того достопамятного инсульта я потерял дар речи.
– Может, вы все-таки н-н-напишете еще что-нибудь вроде «Песней»?
– Для того я и приехал сюда, Ваше Величество.
– В таком случае добро пожаловать, – сказал Печальный Король Билли. – Мы поселим вас в западном крыле д-д-д… замка, рядом с моими апартаментами. Для вас мои двери всегда открыты.
Сейчас я смотрел на закрытую дверь и на маленького короля, который, даже улыбаясь, выглядел так, словно готов разрыдаться.
– На
25
Гиперион – спутник Сатурна.
– Совершенно верно, Мартин. Корабли с поселенцами-андроидами уже несколько лет как там. Подготавливаю почву, как водится.
Я приподнял бровь. Королевство приносило Билли жалкие крохи, но, удачно вкладывая средства в экономику Сети, он накопил немалое состояние. Однако даже с учетом этого многолетние затраты на тайную реколонизацию должны были вылиться в кругленькую сумму.
– Вы п-п-помните, Мартин, почему первые колонисты назвали эту пл-пл-пл… этот мир Гиперионом?
– Конечно. До Хиджры они были свободными земледельцами на одной из лун Сатурна. Существовали они лишь благодаря снабжению с Земли, а когда она погибла, эмигрировали на Окраину и назвали свой новый мир в честь старого.
Король Билли печально улыбнулся.
– А вы знаете, почему это название сулит удачу нашему начинанию?
Мне понадобилось почти десять секунд, чтобы сообразить.
– Китс, – сказал я наконец.
Несколько лет назад у нас был длинный спор о сущности поэзии, и под конец король Билли спросил меня, кто из живших когда-то стихотворцев в наибольшей степени соответствует идеалу поэта.
– Идеалу? – переспросил я. – То есть кто самый великий?
– Нет, нет, – ответил Билли, – абсурдно с-с-спорить, кто самый великий. Мне любопытно знать, кто, по вашему мнению, является идеалом… то есть олицетворением всего того, о чем вы говорили.
Я обдумывал этот вопрос несколько дней и однажды вечером, когда мы с вершины ближайшего к дворцу холма любовались закатом, ответил королю. Красные и синие тени тянулись к нам через янтарную лужайку, и я сказал:
– Китс.
– Джон Китс, – прошептал Печальный Король Билли. – Да-да. – И через мгновение: – Но почему?
Тогда я рассказал ему все, что знал об этом поэте, жившем в девятнадцатом веке на Старой Земле; о том, как он воспитывался, учился, о его ранней смерти… но в основном о жизни, почти без остатка посвященной тайнам и красоте поэтического творчества.
Тогда Билли, похоже, заинтересовался, теперь же, судя по всему, этот интерес перешел в одержимость. Взмахнув рукой, он включил проектор, и в воздухе повисла голографическая модель. Чтобы лучше видеть, я отступил назад, шагая сквозь холмы, строения и пасущиеся стада.
– Смотрите, смотрите! – прошептал мой покровитель. – Это Гиперион. – От волнения он даже заикаться перестал. По комнате, один за другим, поплыли голографические пейзажи: речные и морские порты, хижины в горах… город на холме, весь заставленный статуями, и, словно его продолжение, странные сооружения в соседней долине.