Гипершторм
Шрифт:
— Предпочитаешь один на один, по-взрослому? — прошептал Юл. — А зря, таракан.
И он быстро повел правой рукой, аккуратно перерезая противнику суставчатые ноги.
Вообще-то армган — не что иное, как лазерный излучатель общевойскового назначения. Но тут то же, что и со скрипками. Которые, как известно, имеют крайние модификации, обрамляющие модельный ряд: от мастера Страдивари и до какой-нибудь фабрики музыкальных инструментов имени Луначарского (большого, видимо, доки по части гнилых дек и кривых
Если бы армган Юла принадлежал, так сказать, к классу изделий фабрики имени Луначарского, ему никогда не хватило бы мощности, чтобы в затяжном двухсекундном импульсе перерубить все четыре титановых стержня.
Но подарок Пенни был великолепен, являя собой творение некоего анонимного Страдивари из мира армганов.
Легкое шипение да блеснувшая в ночи нить тонкого луча — и богомол рухнул, как подкошенный.
— Отпрыгался, — констатировал Штурман.
При отсутствии необходимости экономить энергию вполне можно было нарезать сейчас эту металлическую тварь дольками!
Но Штурман ограничился лишь одним выстрелом-импульсом длительностью в одну десятую секунды — туда, где у механического богомола находился главный процессор.
Глаза богомола несколько раз тускло блеснули, теряя интенсивность свечения по мере того, как из светодиодов уходил остаточный заряд, и наконец погасли.
Юл осторожно приблизился. И, не спуская с поверженного «гоблина» нацеленного армгана, энергично отфутболил в никуда увесистую конечность с оплавленным срезом — ни дать ни взять распоясавшаяся звезда какой-нибудь «Барселоны»…
…С крепостных стен опустился луч прожектора и задумчиво пополз по зарослям автонов.
Штурману ничего не оставалось, кроме как броситься на землю ничком. Никаких укрытий поблизости не было, его прикрывал только титановый бугорок отпрыгавшегося механоида-богомола.
Штурман боковым зрением видел, как под световым перстом прожектора металлокустарники колышутся, точно ветер вздымает на поверхности железного моря ржавые волны.
Богомол лежал, не шевелясь, лишь в его нутре что-то тихо пощелкивало. Невидимые реле отсчитывали последние мгновения затухающей механической жизни.
Поделать Штурман не мог совершенно ничего. Оставалось только молиться и надеяться, что луч прожектора пройдет мимо.
«Почему же все-таки „гоблины“?» — некстати вспомнил он давний разговор со Стариком.
«Потому что загребистые. Потому что опасные», — кратко ответил тот.
А потом добавил: «Правильнее, конечно, называть их сателлитами-охранниками. Но уж больно словечко это хлесткое — „гоблин“. Сказал — и понятно, что перед тобой гадина. И никаких, так сказать, моральных обязательств!»
— Да уж, никаких «моральных обязательств», — проворчал Штурман. — А то, бывало, как нахлынут сантименты…
«Кстати, — продолжал размышлять он, озирая поверженного „гоблина“, — что за притча с этим яйцекладом? А вдруг механоид действительно откладывает яйца? Вроде н-капсул автонов? Или сабля яйцеклада ему нужна чисто для равновесия? Или это что-то вроде антенны?»
Механоид, кажется, только и ждал этих вопросов.
Яйцеклад вдруг удлинился вдвое.
Затем ловко обернулся вокруг шарнира у основания.
И, со свистом рассекая воздух, обрушился… на брюхо «гоблина»! Тварь делала себе харакири!
Чрево инсектоморфа тут же с треском распоролось, словно то были не титановые пластины, прикрытые дополнительным стальным бронелистом, а гнилое шинельное сукно! И оттуда прямо в лицо сталкеру яростно метнулись колючие шипастые плети!
Штурмана спасло только чудо: именно в этот миг он повернул голову, глядя на луч прожектора, продолжавший меланхолично обшаривать поле автонов. Самая длинная плеть свистнула в сантиметре от щеки сталкера и в бессильной ярости хлестнула по его плечу, тщетно пытаясь пробить броню.
Штурман сразу же ушел в сторону перекатом.
Из развороченного богомольего нутра остервенело лезли все новые и новые колючие плети.
Армган тут был не столько бессилен, сколько бессмыслен. Зачем палить в ожившую проволочную изгородь, которая взамен расплавленных щупальцев-плетей тут же порождает новые? Трава всегда гуще растет на свежих гарях, да и тратить заряды на безмозглую стихию было в высшей степени неразумным.
К счастью, ресурс металлических плетей был ограничен объемами торса поверженного богомола.
В скором времени рост автонов прекратился, и проволочные щупальца этого безумного насекомого опали наземь, нервно подрагивая и угрожающе шевеля раздвоенными концами.
Штурман судорожно втянул ноздрями холодный ночной воздух. Затем ловко пригвоздил к земле ближайший колючий ус при помощи своего УШН — универсального штурмового ножа. И, орудуя вторым ножом — тоже боевым, но попроще, — оторвал одно сочленение и прижал к сенсору анализатора.
Виртуальный экран в окулярах защитных очков вызывать было опасно. Богомол запросто мог выкинуть еще какое-нибудь коленце.
Поэтому Штурман, не сводя глаз с титанового туловища, отстегнул клапан рукава и активировал прикосновением сенсорный экранчик наручного коммуникатора, укрепленного на запястье левой руки. Помня о возможности такого экстремального случая, когда рассеивать внимание нельзя ни в коем случае, он заранее перевел анализатор в наглядный графический режим плоских диаграмм.
Столбик диаграммы был близок к графику последнего произведенного анализа — породы металлорастений у восточной стены Тройки, которые сейчас так живо интересовали Штурмана.