Гипноз твоих глаз
Шрифт:
Раненый ею продолжил двигаться, но вяло, и через несколько движений он пропустил очередной молниеносный удар, после которого окончательно завалился на землю.
Другой тем временем в злом, упрямом угаре продолжал свой опасный танец, но Сове удалось и до него дотянуться ножом. Раз — и противник оседает, как в замедленной съемке. Два — и лежит на земле обездвиженный.
Дальнейшее происходило, как во сне.
Глава 31
Как только второй противник завалился на бок, Сова вслед за ним плавно опустилась на землю. Будто все
Лера доковыляла на подгибающихся конечностях до своей спасительницы, присела рядом. Вместо пафосных слов благодарности, саранчой лезущих на ум, всхлипнула и порывисто обняла.
Та не противилась, позволила себя стиснуть, но очень напряглась вся. Только когда девушка вздрогнула, Лера поняла, что случайно задела пораненое место. Черт! Как она могла забыть?!
Она кинулась к аптечке, хранящейся в ее рюкзаке. Извлекла оттуда перекись, бинт и подошла к пострадавшей. Та уже задрала себе рукав рубахи и рассматривала рану, из которой тонким ручейком сочилась кровь. Обработала перекисью и перевязала ее сама пострадавшая, одной рукой действуя с такой сноровкой, какой у Леры не наблюдалось и с двумя.
— Тебе надо в больницу скорей.
— Не надо. Артерии и вены не задеты, — Сова белыми, крепкими зубами разорвала бинт и протянула руку, мол, завяжи. — А ты молодец. Зачетно метаешь. Я думала, нож тебе только для самоуспокоения нужен. Сама-то как?
— Мутит до сих пор. До сегодняшнего дня я только в деревянные мишени ножи метала. Человека в первый раз убила.
Сова улыбнулась и устало прищурила глаза.
— Твоя рана его всего лишь замедлила. Технически его убила я.
— Это сильно утешает. Я не убила, всего лишь помогла его убить. Поэтому совесть меня не сожрет с потрохами, а только погрызет лениво на закуску.
Пока Сова собирала вещи, Лера бестолково ходила по пятам и пыталась сообразить, что делать. Набивалась помочь, но мысли при этом витали в другом измерении, и пользы от нее было мало.
Каждое воскресенье, насколько Лера помнила, Богдана надевала лучшее платье, покрывала волосы шифоновым платочком, наряжала приемную дочь, и они отправлялись в церквушку, расположенную на краю деревни.
Храм был деревянным, когда-то небесно-голубым. Со временем от покраски почти ничего не осталось. Купола однако сохранили свой блеск в первозданном виде, и в ясные дни торжественное сияние крестов можно было увидеть с любого конца деревни.
Батюшкой там служил отец Василий — худощавый, степенный старичок с серьезным лицом и добрыми, голубыми глазами. Люди говорили, он еще в молодости овдовел да так и не женился.
Он говорил с прихожанами простым, доступным языком, который особенно легко впитывался детской доверчивой душой. А главное, его наставления имели волшебное свойство всплывать из памяти в самый подходящий момент, как раз на пике очередного соблазна.
Особенно интересно он объяснял про обиды. Уж если Господь просил прощения за людей, Его убивавших, то неужто нам, грешникам, не простить человека, своровавшего на огороде картошку?
Помнится, он частенько
В то время, как Лера бродила по моховым кочкам, тихонько что-то бормоча, извлекала плащ-палатку из-под еловых веток, Сова действительно собиралась. Все вещи сложила в рюкзаки, водрузила один на свою подопечную, один на себя. Даже не сказать по ней, что ранена. Только вдевая правую руку в лямку рюкзака, чуть поморщилась и заявила:
— «Не убий» — не значит «не защити». Они на нас напали. Мы защищались. Ты не виновата в их смерти. Как и я.
Вот вроде простые слова, а сразу расставили все точки над i.
Лера уцепилась за эту мысль и каждый раз, как только жуткое чувство вины наваливалось своей чугунной тяжестью, она твердила себе: «Напали они. Мы защищались», и ее отпускало. Морально, по крайней мере.
А вот физически ей полегчало, когда они набрели на тропинку. По утоптанной дорожке идти стало гораздо веселей. Тем более, Сова на сей раз ее то ли щадила, то ли сама была измотана до предела, но шла гораздо медленнее, чем вчера.
Вскоре они услышали отдаленный гул машин. Шоссе все ближе! Радостная новость, но и пугающая. Лере все время казалось, что первый же, их подобравший водитель, окажется врагом. Кому еще они сдались в таком оборванном, кроваво-истерзанном виде, чтобы их подвозить?
На бесчисленные Лерины вопросы о текущих планах Сова отделывалась односложными ответами. Пришлось замолчать, чтобы беречь дыхание, раз толку от разговоров ноль.
Когда до шоссе оставалось всего-то метров десять и через кусты отчетливо виднелись пролетающие мимо машины, Сова уселась на моховую кочку под сосной и заявила:
– Присаживайся, Давыдова. В ногах правды нет.
– А где она, правда? В руках вооруженного человека? — взвилась Лера. — Если у тебя пушка, значит, ты главная и мне ничего объяснять не надо? Когда ты скажешь уже, что происходит и каковы наши планы?
— Знаешь, Давыдова, к твоей неуемной болтливости и сентиментальности можно потихоньку привыкнуть. Но эта глупая привычка язвить…
Договорить она не успела. Прямо напротив них остановился, мягко шелестя шинами, черный джип. И в тот же момент Сова достала вибрирующий смартфон. Бросила на него взгляд и победно улыбнулась.
— Ну все, Давыдова. Наконец-то. Сдам тебя с рук на руки, — схватила девушку за многострадальное запястье и потащила в сторону черной машины. Через тонированные стекла никого разглядеть не получилось.
Очевидно, телефон Совы поймал сигнал еще в пути, пока они шагали по лесу, и эта партизанка успела с кем-то тайком связаться.
Что это за машина? Такси? Знакомый? Или?
Стоило им устроиться на задних сидениях, как водитель оглянулся и произнес:
— Домой или в больницу?