Гипотеза о сотворении (сборник)
Шрифт:
— Я есть хочу, — капризно сказала Зильке.
Супер посмотрел на нее, на Карла, вздохнул и пошел в лес. Остановился поодаль, сказал, полуобернувшись:
— Вы тут пока разведите костер, обсушитесь, я сейчас приду.
— Как это — развести костер? — изумился Карл.
— Обыкновенно. Зажигалки, что ли, нет? Возьми мою.
Все так же, не оборачиваясь, он кинул через плечо плоскую черную коробочку, она упала на кучу веток возле ног Карла.
— Я не знаю… что значит развести костер.
Тогда супер обернулся, удивленно воззрился на людей.
— Пусть она этим займется…
— Я не могу, — пробормотала Зильке.
Ворча что-то себе под нос, супер быстро сложил пирамидкой сырые ветки, насовал под них какой-то трухи, щелкнул зажигалкой, и вся эта куча вдруг окуталась белым дымом, сквозь который все чаще начали пробиваться розовые стрелки огня. Живого, открытого огня, какого ни разу не приходилось видеть ни Зильке, ни Карлу.
— Грейтесь пока, я скоро приду.
— Не уходи! — закричала Зильке. — Я зверя боюсь.
— Какого зверя?
— Большого, с рогами…
— Так это корова. — Супер засмеялся, несказанно удивив Карла.
Никогда он не видел, чтобы роботы смеялись.
— Она на нас напала. Если бы не Карл…
— Корова напала?!
— Прямо кинулась.
— Она недоеная, вот к людям и тянется, Я не успел подоить, с вами провозился.
— Все равно страшно…
— Бедные вы, бедные, — сочувственно закивал супер. — Ничего вы не можете.
И снова Карл удивился, до какой степени могут перерождаться роботы, даже суперы, оторванные от своих обязанностей. Не понимают, что для этого и создаются роботы, чтобы брать на себя всю работу, предоставив людям возможность свободно размышлять, мечтать, наслаждаться радостями жизни. Человеку — человеческое, роботу роботово.
Супер ушел, пообещав принести что-нибудь поесть, а Карл опасливо подсел к костру, почувствовал тепло, какое-то незнакомое, проникающее, словно живое. Привыкший настороженно относиться к выходам всякой энергии, здесь он почему-то потянулся руками к костру. Словно вместе с тепловой энергией от костра исходило еще что-то, заставляющее проникаться к нему доверием. Тепло укутывало его, баюкало в мягких добрых ладонях, погружало в дремоту…
Очнулся он от каких-то необычных звуков. Рядом что-то коротко мирно посвистывало. «Что это такое?» — подумал он сквозь дремоту. Просыпаться не хотелось. Странное, никогда прежде не испытанное успокоение приносили эти звуки. Словно он слышал их когда-то давным-давно. И знал, совершенно был уверен, что, пока звучат эти короткие посвисты, ничего плохого произойти не может.
— А вы красивая, — услышал он голос супера. И вслед, сразу же, незнакомо радостный смех Зильке.
Короткие посвисты исчезли, и Карл приоткрыл глаза. Первое, что увидел, — большие загнутые рога коровы. Супер и Зильке сидели на корточках под ее толстым боком.
— Пей, — сказал супер. — Молоко вкусное.
Зильке снова тонко, будто притворно, засмеялась, и Карл поразился ее поведению: сколько он говорил ей ласковых слов, а она всегда была резка и капризна. И вдруг перед роботом…
— А почему на тебе комбинезон робота? — спросила Зильке, чмокая от удовольствия. Карлу тоже захотелось пить, но он не пошевелился, притворился спящим: интересно было узнать, что еще выкинет эта глупая девчонка.
— Очень он крепкий, комбинезон, хорош для леса, не рвется.
— А почему тебя так называют — супер?
— Отец назвал. Раз, говорит, мы живем в лесу, значит, должны уметь делать все, как суперроботы.
— А почему вы живете в лесу? Здесь же все приходится делать самим.
— Именно потому и живем. Ты об умельцах слыхала?
— О роботах?
— Нет, о людях. Нельзя же все перекладывать на роботов. Умельцы считают, что человек станет хуже, если за него все будут делать роботы. И они создали своего рода заповедные зоны, где люди все делают сами…
— Они что же, совсем не пользуются машинами?
— Пользуются, но лишь в тех случаях, когда без помощи машин не обойтись. Когда машины помогают, а не заменяют. Чувствуешь разницу? Там, в городах, люди стремятся как можно больше работы переложить на роботов. Умельцы стараются все делать сами…
— Ты — умелец? — перебила его Зильке.
— Я многого еще не умею.
— Какой ты умный! — тихо сказала Зильке.
Они замолчали, словно прислушиваясь к сочному цвиканью молока. Корова перестала смачно жевать, и ветер словно бы замер в вершинах деревьев. Карл ждал затаив дыхание. Теперь ему ничего не оставалось, кроме как лежать неподвижно, ничем не выдавая себя, и ждать, ждать, когда Зильке опомнится…
РАССКАЖИТЕ МНЕ О МЕЦАМОРЕ
Над горными вершинами висела багровая тяжесть туч. Черные тени ущелий были как траурная кайма. Печаль сжимала сердце, и слезы душили, горькие слезы неизбежного расставания.
— Мы разлучаемся! — возвещал чей-то громовой голос. — Но мы встретимся, встретимся, встретимся!..
Толпа шумела, расслаивалась на две колонны. И они, эти две колонны, уходили в разные стороны. И багровые тучи переваливали через горы, текли вслед за людьми, затмевая долину.
— Мы встретимся, встретимся! — гудел голос. — И в единстве будем неодолимы!..
Я видел все это со стороны, и я был в этой толпе, и, как всегда бывает во сне, не понимал, где и что я, и не удивлялся своему непониманию…
— Черви козыри, черви, а не крести! — донесся из-за двери сердитый голос соседки тети Нюры.
Я открыл глаза и первое, что увидел, — цветную панораму гор, приколотую надо мной к пестрым обоям. Это была моя самая любимая картинка из всех, висевших в комнате. Я вырезал ее из какого-то заграничного журнала и каждый раз, ложась спать, любовался величественным видом.
Горы были моей слабостью. Каждую весну я мечтал махнуть на Кавказ с какой-нибудь туристской группой. Но каждый раз мечта оставалась мечтой, поскольку летом надо было ехать в поле с очередной геологической экспедицией. И наш шеф, профессор Костерин, еще с зимы начинал внушать молодым и нетерпеливым аксиому: геолог, уезжающий летом в отпуск, — это не геолог…
— Вот ведь лежит и даже погулять не сходит, — сказала мама тете Нюре, с которой играла в карты в соседней комнате, громко сказала, явно в расчете на то, чтобы я услышал.