Шрифт:
Глава 1
– О, Любовь моя!.. О! Солнце!.. – Непроизвольно восклицал от вибрации всех напряженных в теле любовных жил, только что исторгший, из себя в Марту, накопленную любовь – Николай… Волшебное тело Марты не переставало приводить его в восторг и умиление, даже после самой заключительной любовной судороги. Все и везде – внутри и снаружи организма любимой – его восторгало и приводило в нескончаемый трепет. И шелковая кожа которую хотелось непрерывно гладить ладонью......И прилипшие к щеке локоны… И, словно, нехотя освобождающиеся от пьянящего любовного азарта, стыдливо подрагивающие соски женственно округлых грудей Высвобождая Марту от своей "мертвой" любовной хватки и переходя, взамен страстных – к утренним посторгазмическим, больше нежным, объятиям – Баксков с удовлетворением предавался, постепенно стухающему в себе – звучанию полифонического аккорда
– …Нет! Это – ты… Ты мое Солнце… – едва шевельнула губами, приходя в себя, разрумяненная от участия в любовном ристалище Марта.
– Нет ты! Ты – Солнце!.. – сказал Николай.
– Нет – ты – снова слабо, но настояла Марта.
– Не спорь со мной, с мужчиной – сказал Николай. – Солнце у нас – ты!…
– …Что ты! Нет! Ты – Солнце!.. – Не сдавалась Марта… …Николай остановил поток взаимных назначений "солнцем" коснувшись теплых губ Марты своими… Бережно целуя любимые уста, он ощутил, как бы знакомый запах своей же спермы, который организм утомленной любовью счастливой партнерши обогатил ландышево-лавандовой запашной ноткой… "…Не это ли начало нового человека… Нашего общего ребенка…" – Промелькнуло в голове сопрана. …Баксков, задержав на вдохе свободно влетевший в легкие воздух и, не вставая с кровати, вдруг запел "О Соле мио".., да никак не хуже, чем некогда на сцене Большого. …Марта была готова слушать любое пение мужа – всегда и с неизбывным восторгом!
– …Ты в в Оперу, Коля? Будь осмотрителен. И возьми, не забудь, зонтик!
Купаясь в своей, всесторонне расцветающей любви к Марте, Баксков перестал отвечать на частые международные звонки наркома внутренних дел. В ближайшее время он – никак не собирался возвращаться в стимп-СССР. На фоне своих всепоглощающих – разной степени сладости – любовных переживаний, Николая было не испугать даже незавидной участью Бронштейна, или главкома украинских националистов. …Колька-баянист со Стаханова уже разносил по Арбату своими нехитрыми куплетами, добравшиеся до советской столицы слухи об амурных похождениях в Праге ведущего стимп-советского певщика:
"Баксков в Чехии стал жабом.
Жабом прыгает по бабам.
Выпья, с жажды, пива кварту,
с Насти – прыгнул он на Марту…
Хоть наломано им дров,
Не щемит его Ежов.
Колин облик – аморален!
Так, куда же смотрит Сталин…
И куда же, в жизни светской,
смотрит наша власть, советска…» …Знали бы арбатские зеваки – до какой пребольшой задницы были нынче влюбленному Бакскову все кольки, со своими куплетами, и все сталины, с их ежовыми…
По неожиданно счастливой случайности, майору Путену удалось сблизиться с Баксковым и уже самовольно, без согласования с начальством, решиться начать – слегка-слегка, совсем неосязаемо для всех и для самого певщика – начать осуществлять его вербовку в стимп-совразведку. Несмотря на то, что сопран, в ресторане, где они встретились, был в темных очках, Путен его узнал сразу. Узнал – по светловолосой голове и наручным часам за 500 000 дойч-евро, таких же, как и у усатого пресс-секретаря Кормчего. Майор, естественно, – подошел, извинившись, вежливо поздоровался… и, испросив позволения сопрана представиться, – назвался туристом из Германии, обожающим оперетту. В конце-концов, рассыпаясь в восторженных комплиментах своему визави, майор вежливо попросил у того автограф. …Баксков был совсем непротив, чтобы допить свой бокал с шампанским в компании вежливого туриста-Макса из Германии.
Так, мало-помалу, сидя за ресторанным столом, они, как стремился к тому майор разведки, непринужденно разговорились. Поначалу, как водится, о погоде, …а потом – о взметнувшемся, в связи с присоединением немцами Судет, росте цен на шампанское и гражданские дирижабли. По окончании этого – второго сопранового завтрака с шампанским, майор, стараясь выглядеть непринужденным и раскованным – Максом-«рубахой-парнем», притворившись для пользы дела вербовки, опьяненным, как мог, но в итоге – фальшиво и хрипло,– рискнул негромко напеть почти в самое ухо собеседника:
«…Тут же вынь сухим,
если сунул в чай
ты его нечаянно.
Лучше промолчать,
за разливы слов
платиться отчаянно…».
Баксков не подхватил за подвыпившим туристом и, без удовольствия прослушав свой собственный текст, который почти
Отчего майор не любил Донбасс – нам известно. А, вот, – отчего Бакскову не нравились известные изображения труженика Рурского угольного бассейна на купюрах довоенного времени – никто не знает до сих пор. Однако, совсем не потому, как некоторые думают, что певщица Бьянка вместо него поехала с концертом в шахтерские края – Сталино и Ворошиловград, вопреки желанию госдепартамента Соединенных Штатов. Тут дело было совсем – в другом, о чем мы, чуть позже, – но обязательно поведаем нашему преданному читателю, не на секунду не мысля оставить его в неведении.
С прошлого понедельника, Тот, Кто в сапогах в своей Канцелярии, на летучке – окончательно утвердил мероприятия – о скорейшем объявлении города Луганска Центром земного Мира. Он, Глав-стимпБог, – постановил, чтобы на этих территориях жили избранные, еще не успевшие привиться вакциной имени Гила Бейтса. Ведь для дальнейших стимп-божеских опытов по совершенствованию человека Стимпанк-эпохи требовались чистые невакцинированные люди с неубитым "арбиферонами" и "боярышниками" – иммунитетом. Место им, Глав-стимпБогом, – для опытов над созданными им людьми – было выбрано не случайно и безошибочно. Территория Луганщины не подвержена обширным подтоплениям, селям, торнадо и другим природным катаклизмам. Тамошний, и без того весьма комфортный для проживания климат, стимпСоздатель тут же еще более улучшил, добавив на своем Большом компе на два плюсовых градуса к среднегодовой температуре. Но главное, – издревле образующееся смешение карм людских – на Луганщине весьма выражено и разнообразно, что должно было именно там облегчить стимп-Создателю селекционную деятельность. Ко всему – намеченная быть заповедной – Луганщина – находилась на соответствующих, удобных для стимп-божеских воздействий широте и долготе, недоступных для манипуляций вечно мешающего Князя Мира сего. Да и и законы – запрещающий разводить кур на дачных подворьях и об обязательной вакцинации – на Луганщине – еще не были приняты, что, само-собой, способствовало – быть более свободной, проживающей в тех местах, избранной из человечества, части населения…
…Многие знают, уверены, и готовы свидетельствовать, что на посту Кормчего Охлобыстинг сделал для стимп-России совсем не мало дел – весьма и весьма полезных. Как, впрочем, в свои стимп-времена, – и Людовик 16-й, для Франции. Однако, в результате внезапного прихода к власти лидеров радикального «Донецкого сектора» и не совсем легитимного занятия высшей кремлевской должности простафицером Стрелкоффым – временщика Охлобыстинга постигла та же участь, хотя обошлось без обезглавливания. Бездыханное тело, завернутого в ковер Охлобыстинга, – в темное время суток было вынесено из кремля и неизвестно где захоронено. Все было проделано быстро и без лишнего шума. Немногочисленным наиболее свободным периферийным – районным радио и паро-медийным изданиям «стрелкоффцы-простафицерцы» – быстро заткнули рты, напомня тем о стимпанкической ответственности за разглашение государственной тайны в предвоенное время. …Спустя месяц , главштаб «стрелкоффцев» информировал население о злоупотреблениях Охлобыстинга властью и, в связи с демократическими принципами стимп-советского судопроизводства, объявил о начале референдума, касательно судьбы, якобы взятого под стражу временщика, которому вменялось в вину нецелевое использование средств Пенсионного фонда. Народ, возмущенный тем, что ненавистный временщик тратил деньги пенсионеров на закупки неоправданно циклопических количеств крафтового ладана – вынес вердикт однозначный и безжалостный. По результатам всенародного референдума бывший кормчий, а на самом деле – уже его двойник – был изолирован в тюремной камере, сроком на десять лет, где через сутки покончил с собой, перегрызя ночью под одеялом свои вены…