Гламур в шоколаде
Шрифт:
— Не жди меня больше, — сказал он, — я вообще не собирался приходить.
Она ничего не понимала.
«Он все узнал!» — убито предположил внутренний голос.
— Но ведь ты пришел? — пробормотала она, сдерживаясь из последних сил, чтобы не задрожал голос.
Артем зло усмехнулся:
— Жаль тебя стало!
— Жаль? — недоверчиво повторила Инна.
Он окинул ее пренебрежительным взглядом.
— Слишком у тебя юбка короткая, а на улице холодно.
— А что я сделала? — как маленькая, глупо спросила Инна.
— Ты — лгунья!
«Узнал!»
— Но
Артем покачал головой.
— Объясняйся с тем, кого любишь, а мне больше не хочется быть твоей игрушкой.
— Но это же не так! Я никого не люблю! Это непра…
— Верно, ты никого не любишь, кроме себя! — заявил Артем.
— Неправда, — чуть не плача, прошептала Инна.
— Правда! И даже не смей реветь, мне все равно.
— Я не плачу! — крикнула Инна, но это была все та же неправда: она плакала. Слезы текли по заледеневшим щекам и обжигали их, как огнем.
Артем отвернулся и пошел в сторону своего дома, но через несколько шагов остановился и бросил:
— А знаешь, ты ему тоже нравишься, он чуть голову не потерял, а может, еще и потеряет. Станешь новенькой побрякушкой в его коллекции.
— Кто? О ком ты?!
— Не прикидывайся хоть сейчас! Директор твой, вот кто!
Ощущение холода куда-то пропало. Стало даже слишком жарко. Инна расстегнула верхнюю пуговицу шубки.
— Директор, — изумленно пробормотала она, — а он-то тут при чем?!
Глава 10. Восхитительная брюнетка
На следующее утро Инна отправилась к парадному Артема с намерением узнать, что сделал ему несчастный директор. Она прождала его около десяти минут. Наконец дверь распахнулась. Вышла девушка в рыжей шубке и, заметив Инну, быстро вытерла глаза, но тушь все равно размазалась — в глазах ее стояли слезы. Вблизи девушка оказалась весьма симпатичной: большеглазой, немного курносой, со светло-русыми волосами, заплетенными в косу.
Девушка остановилась и надела пуховые варежки. Сегодня на улице было не так холодно, как вчера.
— Опять ты? Оставь его в покое! Не нужна ты ему, поняла? Не нужна! — выкрикнула она.
— Пусть он сам мне об этом скажет, — спокойно произнесла Инна.
Девушка скривилась и стала какой-то совсем несимпатичной, голос ее задрожал.
— А разве он тебе вчера не сказал?! Оставь его, он не хочет тебя видеть.
Инна еще с минуту постояла, разглядывая подружку Артема — уже больше не ее Артема, — и пошла в школу. Для себя она решила — забыть! Надоело плакать, за кем-то бегать, страдать — все надоело! Не хотелось и разбираться в выдумках Артема. Инне казалось, что он просто решил от нее таким образом отделаться. Не понимала она лишь одного: зачем же так жестоко, почему он просто не сказал, что любит другую? А уж заподозрить ее в связи с директором — это совсем смешно! Хороший повод для ссоры — всегда вспоминать ее прежнее наивное и пошловатое увлечение. Последних его слов, о симпатии к ней Константина Викторовича, Инна и вовсе не поняла. Артему-то откуда знать, что на уме у директора школы, где он сам не учится? Если только ему кто-нибудь
Ваня после свидания с Аней в отличие от Инны преобразился. Видно, с Анютой все прошло замечательно. Друг так и сиял от счастья. Вылил на Инну, как обычно, ушат шуток и хорошего настроения, но ей это не помогло. Ваня видел ее подавленность, но не расспрашивал ни о чем, просто пытался подбодрить. Говорил о доске почета, где они уже вот-вот окажутся, а Инне хотелось домой: забраться под одеяло и проспать эти трудные времена.
На первом же уроке в класс вошел дежурный, назвал ее фамилию и вызвал к директору. Она терялась в догадках: по какой причине? Одноклассники поглядывали на Инну подозрительно, учитель лишь безразлично пожал плечами. Ей теперь многое спускали с рук за хорошие отметки.
Инна постучала в дверь кабинета, но никто не ответил. Из приоткрытой двери доносился голос химички:
— Костя, мне не нужно ничего объяснять. Я умею читать! Уж прости меня, дорогой, что я наткнулась случайно на эту записку раньше тебя!
— Твоя ирония меня достала, — не менее вспыльчивым тоном отвечал ей директор, — держи свою ревность в узде!
— Ревность! Да о чем ты?! Какая ревность? — Светлана Юрьевна натужно рассмеялась. — Ученица тебя засыпает любовными записками, а тебя моя ирония достала.
— Знаешь, сколько мне таких записок приходит? Смешно заострять на этом внимание, сегодня они любят меня, завтра — Эминима, а послезавтра еще кого-нибудь, словно ты сама через все это не проходила!
— Не любезничал бы с ней, никогда бы ничего такого и не случилось!
— Да не любезничал я, просто проявил участие! Неужели ты не помнишь, как ей сложно было адаптироваться!
— Ну что ж, могу тебя поздравить: ты ее адаптировал!
— Света, — примирительно начал директор, — я ведь сказал, что положу этому конец, чего еще ты от меня хочешь?!
— Я хочу лишь, чтобы ты не загремел в тюрьму! Справишься?
Инна впервые услышала, как директор нецензурно выражается. С каждым словом он словно спускался все ниже на землю, пока не превратился в самого обычного, даже заурядного человека. От чудесного образа, который она себе некогда нарисовала, не осталось и следа.
— Слышали бы тебя ученики, — презрительно фыркнула Светлана Юрьевна, — хорош директор!
— Короче, ты все сказала, что хотела?
Инна просто обомлела от такой его грубости.
— Да, я все сказала… хотя нет, еще кое-что добавлю: ты, несомненно, интересный мужчина, но мне нужен кто-то посерьезнее.
— Ты меня бросаешь? Отлично!
— Боюсь, найдется мало женщин, которые будут мириться с твоей ветреностью!
— Ты знала, какой я.
— О да… — Светлана Юрьевна толкнула дверь и уставилась на Инну. — Подслушивать — нехорошо!
Инна даже не смогла ничего сказать в свое оправдание, так шокировал ее услышанный разговор. Химичка ушла, а Константин Викторович сел за стол.