Глава клана Матоба
Шрифт:
Мне довелось испытать кое-что и похуже, когда исчезает весь мир, все исчезает, оставляя один на один с болью, от которой нет спасения. Это было похоже на предсмертные судороги. Разум простого человека к подобным вторжениям практически нечувствителен, в то время как разум духовидца отчаянно сопротивляется попыткам завладеть собой, что причиняет терзающую боль, пожирая его, заставляя корчиться и извиваться. Я осознавал, что если это не прекратится, то я утрачу рассудок, но боль не стихала, все сильнее вгрызаясь в мое сознание и тело. Она была порождением магии, и потому справиться с ней невозможно было ни снотворными, ни другими психотропными лекарствами, что лишь сильнее подавляли
Боль пожирала меня.
Но потом я понял: духи испытывают меня, сама магия духовидцев проверяет меня, и результат этой проверки определит, кто из нас будет слугой, а кто повелителем. Только тогда я постиг, каково это, быть духовидцем, понял настолько, как не дано понять никому другому. Осознал, что либо я поддамся мучениям, утрачу волю и стану рабом духов, либо сам заставлю их подчиняться себе, сделаю их своими слугами. Это случилось в девять, и с того времени я всего себя посвящал изучению древних и проверенных веками техник экзорцизма клана, в котором мне посчастливилось родиться, постепенно открывая в себе ту силу, что раньше совершенно не осознавал.
В архивах клана я нашел множество свитков и книг, содержащих в себе информацию о духах и заклинаниях, способных сломить их волю и заставить действовать по моему усмотрению. Основам меня обучил отец, бывший тогда главой клана, но теоретические знания не имеют ни малейшей цены без практики. И в этом мне помогали угодившие в плен екаи, что посмели посягнуть на людей. Методом экспериментов и ошибок я познавал тонкости искусства экзорцистов, изучая, как то или иное заклятие влияет на екаев. Мне не было их жаль. Духи приносят лишь беды. Большинство людей не могут почувствовать их дурного присутствия, а екаи присасываются к ним, пожирая жизненную энергию, выпивая из тех все соки.
Медленно, но неотвратимо.
Я видел, как чахнут их хрупкие тела, а любой врач мечется, не в силах разглядеть истинную причину болезни, во множестве из которых именно екаи являются основной причиной и источником хвори. Видел ли я, чтобы духи приносили пользу? Конечно. Пользу приносили мне те духи, благодаря которым я узнавал новые способы уничтожения и подчинения екаев. Это спасло в будущем не одного человека, а именно это считалось из века в век главным принципом моего клана. Любил ли я людей? Нет. Скорее они были мне безразличны. Ребенком я жаждал их внимания и тепла, стремился к тому, чего желает любой здоровый человек, однако быстро понял, что все это мне испытать не суждено. Желание быть нужным вносило в мой разум брешь, делая уязвимым для екаев, а значит, его необходимо было искоренить.
Тогда же я, безусловно, постоянно думал, почему именно я родился с этим даром, хотя мне пришлось во много легче, нежели духовидцам, рожденным вне клана экзорцистов. Я не был обречен на такое безраздельное одиночество и непонимание, как они, однако это не означает, что на мою долю тягот выпало меньше. Они могли отречься от своих способностей, я же на это права не имел, по крови обреченный стать экзорцистом клана, а если мой дар и сила окажутся велики, то однажды взойти на пост главы клана. И все же, кто знает, вероятно, если бы мне предоставили выбор, я бы тогда пожелал стать обычным человеком, как все. Предпочел бы не переживать ту боль, что прожигала меня, не видеть тех существ, что потрошили мой разум. Быть слепым к миру екаев человеком, никогда о нем и не слышавшим.
Но я духовидец и должен жить с тем, что мне дано.
Наш клан всегда был одним из самых могущественных, некогда включая в себя одиннадцать великих домов, к моему семнадцатилетию почти полностью выродившихся. Все их знание, духи и поместья перешли во владения главной семьи. Я наблюдал падение рода, твердо вознамерившись вернуть ему былое величие. Такова моя судьба. И я стал искать тех, кто мог стать мне полезен в моем предназначении и цели. То, что главой клана стану именно я стало известно за три года до того, как мне действительно пришлось перенять на себя все обязанности. Однако за это мне пришлось и поплатиться: отец был убит из-за предательства одного из членов клана, я же в то время был далеко в затерянном в лесах поместье, когда автоматически после его смерти его бремя перешло на меня. Проклятие рода так же легло на мой глаз, за которым не преминул явиться некогда обманутый моим предком дух.
Он возник из ниоткуда, незримо преодолев все установленные вокруг имения барьеры, и разодрал искривленными обломанными когтями правую сторону моего лица и почти впился крючковатыми пальцами в мой глаз, когда я, придавленный его весом к полу, все-таки исхитрился выхватить тонкий опутанный заклинаниями нож, вонзив тот в изборожденную рытвинами плоть екая. Кровь заливала лицо, схватываясь склизкой пленкой, но дух убрался, на время оставив меня в покое. Я был бы и рад убить его, но в силу некоторых причин это не мог сделать человек из клана Матоба, а остальным... подобного екая было не одолеть.
В дверь постучались, и служанка снова напомнила, что меня ждут.
Нехотя я поднялся с помятой простыни, пробудившийся ото сна, как и в сотни дней до этого, разбитым и уставшим еще сильнее, нежели был вечером. Мой дар отнимает много сил, держит разум и тело в постоянном напряжении, скручивая их ноющей болью, порой граничащей с ощущением, будто изнутри ломают кости. Он дарит вязкие сны, что норовят затянуть меня в глубокий омут, откуда нет пути обратно, и приносят неутихающее чувство опасности. Я ощущаю себя вконец измотанным, понимая, что нигде не могу найти успокоение и безопасный приют, что могли бы позволить мне хотя бы ненадолго расслабиться и отдохнуть. С каждым месяцем все чаще я задумываюсь, сколько еще пройдет времени, прежде чем в одном из снов я окончательно потеряю себя и позволю теням приблизиться настолько, что они смогут коснуться меня, забрав с собой во всепоглощающий густой мрак?
Вероятно, не так уж и много.
Ожидающий человек был одним из союзных нашему кланов и являющийся ко мне уже не в первый раз. Эта скрюченная насмешка над человеком. Ныне он пришел с жалобами на донимающих их земли екаев, вылезших из долгое время запечатанной пещеры в соседнем с ними лесу. С подобными неприятностями они должны бы справиться сами, раз имеют самовлюбленность и наглость называть себя экзорцистами, а не лебезить сейчас передо мной лживо восхваляя величие моего клана. Все их истинные мысли передо мной, как на ладони, даже напрягаться не нужно, чтобы увидеть их настоящее отношение. Ну, что ж, меня это не волнует, ведь все их помыслы и чувства не имеют значения, покуда они даже произнести их не смеют, не то что облачить в действия. Они боятся.
И мне это нравится.
Когда мы остались один на один с молчаливо восседающей до этого в кресле Нанасэ, она нахмурилась глядя на закрытую дверь. Не сдержав тихого смешка, я поднялся, направляясь к окну, возле которого и остановился, смотря на играющие бликами на поверхности искусственного пруда солнечные лучи. День сегодня выдался погожим. Не хотелось бы мне омрачать его проблемами другого клана, но выбора не остается. Судя по лицу Нанасэ, она не успокоится, пока я не помогу им.
– Ты слишком спокоен, – наконец недовольно произнесла она.