Главбухша
Шрифт:
Ожил телефон. Марта кинулась к нему, схватила трубку.
— Але?
— Здравствуй, как спалось? — ласково проговорил Стас.
—Нормально.
— Я не вовремя?
— Я из ванной только что выскочила.
— Извини. Хочешь, я заеду за тобой?
— Нет, сама доберусь. Опоздаю на полчаса, если вы, сударь, не против.
— Я не против.
— Тогда до встречи.
— Пока. У меня только одна просьба: позвони матери, она ждала еще вчера от тебя впечатлений. Ты уж извини, она у меня дама со странностями.
— Ладно,
Марта тут же набрала номер Ровенской, но послышались короткие гудки. Поставила на автодозвон,стала одеваться. Наконец Ровенская ответила.
— Я до сих пор нахожусь под впечатлением от вчерашнего вечера, — начала было Марта, но Лидия Николаевна тотчас ее перебила:
— Не люблю пустых комплиментов, моя золотая.
Я знаю, вам позвонил мой сын, и вы, ворча и проклиная несносную старуху, стали набирать мой номер, который к тому же всегда занят! Что делать, я старорежимное существо, все давно уже живут по другим законам: не пишут писем, звонят родителям только раз в неделю, а проведя вечеру знакомых, забывают о нем, едва переступив порог. У меня еще масса лишней энергии, которую некуда девать! Вот так! А то что ты, моя девочка, находишься под впечатлением от вчерашнего вечера, я нисколько не сомневаюсь,но только под каким впечатлением, вот в чем вопрос?!
— Не сердитесь на меня, Лидия Николаевна, но у меня были причины отложить звонок к вам до утра, — серьезным тоном сказала Марта. — Я не хочу говорить
о них по телефону.
— Ладно, ладно, я же не в претензии. Типичный старушечий юмор. Надеюсь, ничего серьезного?
— Я тоже надеюсь.
— Нужна помощь?
— Нет-нет.
— А вот ты мне еще больше понравилась, — неожиданно грустным голосом произнесла Ровенская. — Я теперь понимаю, почему на тебя мужики западают! И правильно делают. Такие крупные алмазы всегда редкость... Ну, звони и забегай, когда захочешь, всегда буду рада тебя видеть! — Она первой положила трубку.
Марта вернулась на кухню. Мужа до сих лор не было, хотя часы показывали восемь двадцать утра. Теперь уже не было сомнений, чем они там занимаются. Виталика можно понять: приехал с вокзала, усталый, выжатый, как лимон, а тут в свой дом не по- пасть. Вера-шлюха, конечно, тут же воспользовалась приятной оказией: еще бы, Господь с утра посылает мужика в постель, не выбрасывать же. Небось счастлива до посинения.
Земская заварила чай, достала коробку овсяного печенья. Ей уже пора выходить. На муниципальном транспорте до работы час двадцать. Надо машину по- купать. Боже! Она же хотела с утра родителям позвонить, опять из памяти все вылетело. Сделав несколько глотков, Марта подкрасила ресницы, веки, наложила легкий румянец на щеки, подвела губы.
Закончив с макияжем, она повернулась и ахнула: в коридоре стоял незнакомый мужчина с черной с проседью бородой. Она не слышала, так он вошел, и в первое мгновение испугалась. Лишь через несколько секунд она узнала в незнакомце мужа.
— Привет, — сердито сказал он. — Ты что, не слышала, как я стучал?
— Я всю ночь не спала, а под утро приняла снотворное. Слышала во сне, как кто-то барабанил.
. — Так вот это был я! У тебя ключ торчал в скважине!
И звонок не работал, и телефон не звонил! — Он бросил
в своей комнате чемодан, вышел на кухню, принес несколько деревянных фигур Христа, сидящего на стуле, приложив правую руку к щеке. — Эго ребята, мои знакомые скульпторы, сделали для меня несколько копий. Если ты раньше не знала, то докладываю, что Пермь, помимо того, что стоит на реке Кама, известна своими деревянными статуями Христа, в основном сидящего, изготовленными в семнадцатом -восемнадцатых веках. Это такие большие раскрашенные скульптуры...
— Я знаю, читала.
— Тем более. Вот, значит, тебе такой подарок!
— Спасибо.
Пермские фигурки ей в самом деле понравились. У Христа было простое человеческое лицо — усталое, грустное, печально-мудрое .,
Виталик привез еще бутылку фирменной пермской водки, местного липового меда, деревянные резные игрушки, купленные на рынке, а также афишу спектакля и программки.
— Как спектакль, как премьера прошла?
—Слезы на глазах, венки на сцену. — Муж налил себе чаю, схватил два кругляшка овсяного печенья.
– Да нет, ничего, но могло быть лучше. В Сыктывкаре все пронеслось на одном выдохе, а тут достались две такие стервы, что, кажется, они у меня полжизни отняли. Нет, актрисы хорошие, но характерец у каждой ужасный. Ну да ничего. А слезы правда были. И признания в любви. Ну что еще? Цветы, даже розы, ну и банкет, как водится.
Виталик ничего не говорил про соседку Веру, и это настораживало.
Время поджимало, надо было отправляться на работу, а бабское любопытство держало ее за подол.
— Устал?
— Ты знаешь, какая-то пустота в душе. Два месяца
пахал , как папа Карло, спал по четыре часа, репетиции утром и вечером, потом муторные прогоны, огромное умственное напряжение, нервная лихорадка. Костюмы сшили за два дня до премьеры, декорации закончили за три, афиши расклеивали в тот же день — словом, хуже, чем в советское время! И так все время. А теперь хожу, как придурок, ничего не делаю, ни о чем не думаю. Вот такая клиническая картина. — Он усмехнулся. — А у тебя все нормально?
— Да вроде бы.
— Что значит — вроде бы?
— Вчера какой-то идиот звонил весь вечер. Я снимала трубку, а он дышал. Или она. Поэтому пришлось телефон отключить. А ты где обретался этот час?
— Не поверишь, у нашей соседки Веруни!
— А чего ты улыбаешься?
— Ну, как она меня сейчас соблазняла, ты бы только видела! Вытащила вкусный кизлярский «Юбилейный»! Полбутылки на радостях уел, а вот отблагодарить не сумел! Обиделась, наверно.