Главбухша
Шрифт:
— Извини.
Земская налила себе холодного чая, залпом выпила. Потом закурила, лихорадочно пытаясь вспомнить все записи, которые она делала в книге за последнее время. Вроде бы фамилий она не писала, указывала лишь две буквы: «С», «М» — и суммы. Что же там еще есть?
Марта леденела от страха, и память отказывалась выдавать все подробности.
— Как там оказалась книга черной кассы? — помолчав и набравшись сил, спросил Ровенский, мотнув головой на портрет Чаплина. — Она же у тебя дома хранилась!
— Как? — переспросил директор.
— Глупость ума, — выдавила из себя Земская. — Несусветная глупость! Я бы таких пристреливала!
— Бывает...
Стас тоже закурил. Они помолчали еще минут десять. Марта не двигалась с места.
— Может быть, пойдем поужинаем? — предложил он.
—Тебе кусок полезет в горло?
— На меня нападает жор, когда я нервничаю. И потом, не сидеть же здесь весь вечер?
Стас не знал, какие записи делала Марта в книге черной кассы, но не сомневался, что в любом случае они помогут полицейским догадаться о механизме утаивания от налоговой инспекции большой суммы денег. Самое худшее, что может произойти, так это что их придется отдать. Но это самое худшее. Что-то, возможно, удастся отстоять. Но не исключено, что Рындин, как и все остальные, берет взятки и запросит тысяч пятьдесят. Они скинутся по двадцать пять, не такая уж большая утрата, заработают, в конце концов. Не надо только отчаиваться. А вот на Марте лица нет, она очень впечатлительна.
— Давай пока не будем паниковать! Надо успокоиться, взять себя в руки и решать проблемы по мере их поступления.
4
Они все-таки поехали к Стасу. Сев на разных концах длинного стола, с жадностью набросились на еду, точно голодали до этого целую неделю, и минут десять
молча ели, выуживая самое вкусненькое, позвякивая вилками, соусницами да изредка поднимая головы и поглядывая друг на друга, улыбаясь тихо и грустно, ибо радоваться было нечему.
Когда прошел первый приступ голода, Марта откинулась на спинку стула и не без ехидства изрекла:
— Пир во время чумы!
Стас не ответил. Он еще продолжал жевать.
— А это что за рыба? — кивнув на одно из блюд, спросила Марта.
— Форель.
— Народ голодает, а мы тут устроили...
— Мы продаем автозапчасти для иномарок. А на иномарках у нас ездят богатенькие. Значит, мы обираем богачей, — не задумываясь, ответил Ровенский.
— А те обирают народ! — добавила Марта.
— Вот так зародились первые социалисты и произошла революция. Мы придем к тому же. Сделать всех богатыми невозможно. Лентяя не сделаешь богатым, безрукого не научишь ремеслу. — Стас поглощал оливки с анчоусами. — Страшный и порочный круг. Есть народы, которые привыкли работать. Они могут пить, бабничать, но при этом вкалывают, как волы. А других из-под палки не заставишь... Кстати, на второе — молочный поросенок с гречневой кашей, он стоит в духовке, чуть подпекается.
— Не могли налоговые полицейские сами с бухты-барахты начать эту акцию против нас! — не выдержав, вернулась к больной теме Марта.
— Они явно подготовились и знали, что им нужно искать, — согласился Ровенский.
Во время обыска Земская старалась не смотреть на полицейских, и ей показалось, что они наткнулись на красную тетрадь случайно.
— Ты считаешь, что они знали, где она находилась?
— Я бы так не сказал, — подумав, проговорил
он. — Хотя что-то странное в этом есть. Лично я бы никогда не предположил, что за ним что-то спрятано. Впрочем, я его не разглядывал. Может быть, в нем действительно было что-то не так? Но ведь они же не наркотики искали, чего лазить по стенам? И вообще они ничего не искали. Так, потыкались в разные места, а большей частью ходили кругами, точно ждали сигнала...
— Чтобы вытащить книгу черной кассы, — продолжила Марта.
— Возможно.
— Забавная мысль. — Она достала зубочистку и стала ковыряться в зубах.
— Тогда что же получается: навел тот, кто знал, где она находится?— Ровенский подняла глаза на Марту.
— Ты хочешь сказать, что это я? — усмехнулась она.
— Знаешь, как говорят мудрые сыщики: под подозрением все.
— Ну да, я настучала на себя, чтобы сесть в тюрьму с конфискацией! Замечательно! Лучше не придумаешь! — Марта уже начинала злиться.
— Ты теряешь чувство юмора, а значит, ты не права! — сказал Стас.
— Я теряю последние мозги в такой идиотской ситуации, поскольку и без того нахожусь в положении той самой унтер-офицерской вдовы, которая сама себя высекла! А ты мне предлагаешь поюморить! Хорошенькое занятие!
— Ладно, успокойся!
Ровенский поднялся, наполнил ее бокал сухим красным вином, плеснул себе виски.
— За тебя, единственную и неповторимую!
Они чокнулись, выпили. Стас отправился на кухню и вскоре вернулся с большим блюдом, на котором
картинно лежал покрытый золотистой корочкой поросенок, набитый кашей.
— Вообще-то самому почетному гостю полагается голова... — взяв нож и вилку, нерешительно проговорил хозяин.
— Нет, голову не надо, я тебя умоляю! — поморщившись, воспротивилась Марта. — Отрежь мне один маленький кусочек, я уже наелась.
Стас вырезал ей срединную часть, положил дымящейся каши. Марта замахала руками, возражая против гречки.