Главный противник

Колентьев Алексей Сергеевич

– Тихо! Всем оставаться на месте. Вова хочет поговорить, правда, Вова?

– Да нахрен разговоры, лесовик! – Саблин почти визжал. – Дай мне припасов, и я уйду, а эту правильную сучку забирайте тогда! Сниметесь и уйдёте в какой-нибудь другой вонючий угол, а я снова буду жить как человек!..

Дистанция для броска уже была подходящей. Белки глаз предателя отчётливо поблёскивали в неровном свете костра. Медленно отведя кисть, я без замаха швырнул ему в лицо три картечины и одну солидную гайку. Свинец не блестит. Но вот гайка сверкнула в воздухе на короткий миг, Саблин непроизвольно перевёл на неё взгляд, и в этот момент я прыгнул вперёд. Левой рукой мне удалось попасть точно в лицо предателя, а правой перехватить пистолет, просунув большой палец под уже спускаемый курок. Резкая боль обожгла палец, но я не дал ей завладеть сознанием и, найдя пальцами

левой руки нижнюю губу под жёсткой путаницей бороды Саблина, зажал её и дёрнул на себя. Предатель завыл, хватка его на пистолете ослабла в тот момент, когда мы уже валились влево на пол. Вырвав оружие, я продолжил движение, рукоять пистолета попала тыльным углом точно в висок противника. Хрустнула кость, Саблин дёрнулся подо мной несколько раз и затих. Через мгновение время обрело свой обычный ритм, вокруг вспыхнуло сразу несколько сильных фонарей, палатка наполнилась людьми. Двое бойцов уже оттаскивали Саблина прочь из палатки, но я знал, что теперь он никого не побеспокоит: проломленный череп и оторванная нижняя губа – это не те раны, с которыми можно выжить. Я отмахнулся от Вени, пытавшегося помочь мне встать, и отполз к стене, переводя дух. Палец саднило, мясо под ногтем почернело, сочилась кровь. Однако прихват получился как на тренировке, поэтому полностью спуска предатель сделать не успел. На какое-то время я отключился, закрыв глаза, шум и блики синеватого света словно звучали откуда-то издалека. Очнуться заставило прикосновение к плечу чьих-то лёгких пальцев, потом я услышал голос Леры:

– Все ушли, дай посмотрю, что с рукой.

Через пару минут я сидел на раскладном стуле, а в воздухе резко пахло антисептиком. Руку ожгло холодом, боль притупилась. Я посмотрел на девушку, проверяя, всё ли с ней в порядке. На левой щеке неглубокая ссадина, волосы растрёпаны, а ворот куртки свисает длинным лоскутом с левого плеча. Видимо, без борьбы дело не обошлось. Однако против пистолета едва ли можно было что-то сделать, если не учился этому. Девушка обрезала края пластыря и отстранившись, посмотрев на собственную работу, удовлетворённо кивнула:

– Кость цела, заживёт через неделю. Давно вернулся?

Девушка отошла за ширму, сделанную из куска ткани, раньше несомненно бывшего бортом палатки. Пока численность отряда только уменьшалась, поэтому несколько повреждённых взрывами двухместных палаток разобрали для разных нужд. Я подвинул стул ближе к поставленным друг на друга тарным ящикам, выполнявшим роль стола. Тусклая электрическая лампочка давала рассеянный жёлтый свет, длинные тени отбрасывали даже разбросанные бумаги и выключенный сейчас ноутбук с откинутой крышкой-экраном. Через силу разлепив спёкшиеся от сухого воздуха губы, я ответил:

– Только что. Ребята пошли вперёд, я вот чуток задержался. Завтра вечером опять возьму новую группу из фуражиров, пощиплем наёмников. Судя по движухе, им завезли припасы, да и оружие собрать надо.

Лера вышла и, сев напротив, щёлкнула какой-то клавишей, экран компьютера замерцал и осветил её лицо белым неживым светом. С того момента, как я стал начальником разведки, мы почти не виделись, однако помимо воли я часто украдкой разглядывал девушку. Она поймала мой неосторожный взгляд и тень лёгкой улыбки помимо её воли тронула губы. Через мгновение улыбка исчезла, лицо и глаза снова стали непроницаемо холодными.

– Не гляди на меня так, Ропша. – Голос Леры дрожал от напряжения. – Саблин взбесился после того, как Чернов вернулся и всё рассказал. Я на играх только как врач была, до этого в ханкалинском госпитале два года, вот и вся моя война! Ранения, операции… В ваших военных делах я многого не понимаю. Как уследить было?

Мой пристальный взгляд девушка поняла неверно, поэтому пришлось откашляться, чтобы прервать ее оправдания. За всем действительно не уследишь, новые жертвы стали следствием компромисса, и виноват в этом был только я один. Но вслух сказал другое:

– Лера, виноваты амеры… Войну не мы затеяли. Вовка спятил и потому стал искать пятый угол, потянув нас за собой. Трудно сохранить трезвую голову, когда из хороших новостей только тёмная пещера и отсутствие бомбёжек. Дурак этот убил двоих хороших парней, а не ты и не я. Оборону поправим, вместо Саблина назначим кого-то другого. Но главное сейчас – показать остальным, что мы с тобой точно знаем, что делать и как выжить.

– А мы знаем?! Ропша… или как тебя там, ты знаешь, как нам быть дальше? Я вижу только эту тёмную нору и новые трупы. Люди пока ещё не ворчат, но…

В такие моменты нужно

подбодрить, если человек всего лишь устал. Отчаяние – это совсем другое, но в то, что Лера поддалась, панике я не верю. Отчего-то вспомнились читанные от нечего делать книжки, в которых некие личности попадают то во времена Гражданской войны, а чаще всего их заносит на Великую отечественную. С разной степенью умения авторы, описывающие приключения своих героев, сходились в одном: зная, как по шпаргалке, что и как случится, вполне можно играючи переломить ход истории или, по крайней мере, неплохо устроиться среди предков. От чего-то предки всегда выставлены глупыми, необразованными и неумелыми, не видящими дальше своего носа. По себе знаю, что воевать без шпаргалок непросто, но по-иному бывает только в книжках. Конкретно сейчас я бы не отказался узнать хотя бы примерный расклад по обстановке, так сказать, из первых рук. Ну, так, с цифрами, номерами частей, схемами осенне-зимней компании. Однако чудес не бывает и прозорливые всезнайки пока на огонёк к нам не забредают. Придётся, как дед и его братья, воевать и побеждать с тем, что умеем. Каждый неверный шаг, любая оплошность станут роковыми, если подведёт чутьё, изменит военная удача. Опыт, накопленная сумма знаний и все прошлые победы проверяются на прочность всякий раз, когда я вот так делаю морду кирпичом и веду за собой тех, кто менее успешно скрывает собственную слабость. На войне страх поселяется в каждом, просто у некоторых не получается с ним договориться. Если люди соглашаются идти за тобой, то происходит малоприятное превращение: вместо одной жизни ты отвечаешь сразу за три, четыре или сотню и вместе с ответственностью теряется право на слабость, сомнение, случайный промах. На данный же момент нужно просто успокоить храбрую, но очень уставшую от войны девушку. Утвердительно наклонив голову, я сказал:

– Да, я точно знаю, что и как нужно сделать. И ты это тоже отлично знаешь, просто этот бородатый прыщ тебя немного смутил своей выходкой. У нас есть чёткий план, мы обязательно выживем. Но это только в том случае, если будем воевать, а не просто прятаться. Ты хирург, военный врач, так?

Слова я произносил уверенным тоном, открыто смотря девушке в глаза. Стресс, накрывший её, постепенно сходил на нет. Лера утвердительно наклонила голову, соглашаясь. Значит, аргументы подействовали, и она действительно слушает то, что я ей говорю.

– Бывает так, что оперируешь, но в успех не веришь?

– Всегда есть надежда. – Девушка видимо что-то вспомнила, быстро возражая мне. – Есть опыт, кто-то подскажет, я же там не одна режу… Тьфу на тебя, лесовик, опять разводишь! Но от фокусов твоих не легче, мы без боя троих потеряли.

– Двоих, Лера. Правда твоя, повоевать им не пришлось. Однако прежде, чем стрелять, нужно оглядеться, чтобы ударить наверняка. Я в курсе, что время поджимает и каждую минуту, пока мы тут, с базы амеров вылетают два, три бомбера и гибнут люди. Поэтому нужно подготовиться и потом помешать амерам ещё и ещё раз. Аэродром ведь восстановят, самолёты и боекомплект подвезут другие. И когда это случится, мы должны оказаться там, и снова взорвём их к чертям. Ладно, займёмся рутиной. Ты поищи кандидатуру на вакантную должность, а я пойду натаскивать новичков. Мы не великаны и шагаем не по семь миль за раз. Пойдём потихоньку, ага?

Я поднялся со стула и, подхватив левой рукой сбрую, а правой автомат, повернулся к выходу. Девушка во время разговора отошла в дальний угол, я на неё не смотрел. Но сейчас в свете лампочки я заметил, что Лера отвернулась к стене, и плечи её мелко подрагивают. Любой, даже очень сильный человек время от времени ищет опору, когда приходит край. Я снова положил сбрую и оружие на стол, шагнул к девушке и крепко обнял её за плечи. От прикосновения она сначала вздрогнула, потом повернулась и, спрятав лицо у меня на груди, беззвучно заплакала. Я бережно, но крепко держал её, не разжимая рук. Так мы стояли довольно долго, пока она не высвободилась и не скрылась за ширмой. Не помню, как я очутился снаружи, вещи и оружие потом нёс, прижимая к груди, до самого закутка в помещении общей казармы разведчиков. Это была довольно просторная ниша в восточном углу первой пещеры. Рядом разместились каптёрка, арсенал и вещевой склад. Вход в нишу завесили куском палаточного оранжевого синтетика, эта штука шуршала от малейшего сквозняка. Я вошёл, когда все уже спали, только Алекс, чья койка была возле самого входа, напротив моей, протирал мягкой ветошью затвор своего автомата. Сапёр щурился, свет маленького налобного фонаря придавал его лицу мрачный вид.