Главред: назад в СССР
Шрифт:
— Итак, — я распрямился в струнку, одновременно пытаясь втянуть животик. — Прошу меня извинить за инцидент и… Отдельно хочу поблагодарить за беспокойство относительно моего здоровья. Отставим волнения и вернемся к работе. Заранее простите за перебои в памяти. И был бы признателен, если будете помогать, напоминать… Эм-м, перед моим обмороком мы чем занимались?
— Вы меня ругали за плохую статью, — густо покраснела Зоя, у которой это, судя по всему, было особенностью организма. — Даже из своего кабинета пришли специально.
— А я разве не
Сколько стонов и причитаний выслушал тогда наш гендир Сергей Антонович Рокотов, когда реорганизовывал доставшееся ему наследство! Некоторые пожилые корреспонденты даже просто не хотели переезжать в другие кабинеты. А уж сколько наши девчонки вроде Катьки с ее разноцветными дредами выслушали нравоучений!.. Эх, видимо, все же не просто так мне этот сон снится.
— Наши с вами кабинеты напротив друг друга, — с несколько фривольной улыбкой сообщила Клара Викентьевна. — С единой приемной. Пойдемте, я вас провожу.
— Благодарю, — кивнул я. — А давайте-ка, кстати, у меня в кабинете и посидим — обсудим ближайший номер. Когда мы его сдаем?
— В следующий вторник, — удивленно ответил толстый, которого, как я теперь знал, звали Арсением Степановичем Бродовым. Фамилия именно сейчас всплыла из подсознания. — Выход в среду утром, накануне сдача в типографию.
— Ага, ага, — задумчиво произнес я. — Что ж, пойдемте, обсудим план номера.
Я решительно вышел в коридор и направился к начальственному кабинету. Куда идти, мне теперь было понятно — за четыре десятилетия план здания не изменился, так что свое место я быстро найду. Мы сейчас на четвертом, значит, всего лишь нужно повернуть налево и пройти несколько шагов.
В моей обычной реальности на стене размещались стенды с историей газеты и всего маленького холдинга. Там же висели и фотографии известных людей, имевших то или иное отношение к нашей редакции. Журналисты-фронтовики вроде Александра Христофорова и Иосифа Кантора, наш местный писатель Владимир Павлентьев, автор романа «Зори над Любгородом», и главред перестроечных времен — Евгений Кашеваров. Тот самый, роль которого я исполняю в своем горячечном сне. А я ведь еще ходил мимо и не обращал никакого внимания на его портрет.
Но здесь, в этой реальности, были просто голые стены, выкрашенные светло-коричневой краской. Как в студенческих общежитиях и больницах — когда-то давно, в моем детстве. Так, теперь направо. Действительно, все та же большая приемная и две начальственные двери напротив друг друга. Моя и Клары Викентьевны.
— Евгений Семенович, — испуганная девочка-секретарь при моем появлении подскочила, — вам звонили из райкома, настоятельно просили зайти. Это по поводу слета комсомольских поэтов…
— Кхм, — позади меня раздалось покашливание, и я каким-то шестым чувством определил, что это Клара Викентьевна.
— Я перезвоню им, — решительно сказал я и застыл, мучительно вспоминая имя секретаря. —
— Валентина, — шепнул тонкий, поняв, что у меня снова проблемы с памятью.
— Да, Валечка, сообразите нам кофе на всех, — благодарно кивнув подчиненному, я распорядился насчет поляны.
— Извините, Евгений Семенович, — секретарша все еще стояла, а в ее голосе появились панические нотки. — Но кофе нет… Есть чай, цикорий… Может, какао? Но его ведь варить надо…
Точно! Я же совсем забыл, что это в наше время кофе хоть отбавляй. А раньше его было не так уж просто достать. Тем более на такую ораву. А ведь кстати…
— Валечка, соберите мне весь журналистский коллектив, — я вовремя сообразил, что бумажный еженедельник вряд ли делали только толстый с тонким и молоденькая корреспондентка. — Подчеркиваю, только журналистов. И… возьмите себе в помощь Зою и Клару Викентьевну.
Мое предложение было встречено неоднозначно: если Валя облегченно вздохнула, а Зоя с готовностью бросилась ей помогать, то парторг явно не рассчитывала таскать чашки с ложками и заваривать чай.
— Мне кажется, девочки управятся и вдвоем, Евгений Семенович, — тихо, но строго сказала она. — И потом… Вы уверены, что планерку нужно проводить в вашем кабинете, а не в ленинской комнате, как обычно?
— Уверен, Клара Викентьевна, — я улыбнулся. — Начальство должно быть ближе к народу, разве не так? Вот все вместе посидим, распланируем номер… Поставим на повестку другие важные вопросы. А совместный труд, как вам хорошо известно, объединяет. Так что извольте все же помочь Зое и Вале.
— Хорошо, — ледяным тоном ответила парторг, а тонкий едва слышно захихикал.
— Ну, ты даешь, Евгений Семеныч, — прошептал он. — Так ее на место поставил!
— Потому что коммунизм наступил, слуг нет, — ответил я бытовавшей в моем студенчестве шуткой. — А господ, как известно, еще в семнадцатом прогнали. Жду всех через пять минут!
Когда я открыл дверь в кабинет, на меня буквально пахнуло историей. Старая бумага, потертая кожа, мебель из ДСП. Запыленные, несмотря на регулярную уборку, вымпелы и знамена. Как будто в детство попал, когда мама и папа время от времени брали меня на работу — в сельхозтехнику и на цементный завод. И там, и там были ленинские уголки, но тут, в редакции, их организовали как минимум два. В будущем конференц-зале, откуда в девяностые вынесут бюстики вождя с кумачовыми флагами, и здесь, в кабинете Евгения Кашеварова.
Я просто стоял и вдыхал в себя эту ностальгию. Как хорошо, что в коме я вижу именно такой сон. Да еще настолько реалистичный, что я снова чувствую запахи. Теперь нет никаких сомнений, они здесь повсюду, и я действительно их ощущаю, что с легкостью можно проверить в любой момент, просто поглубже вдохнув. Может, это фантомные ароматы, которые мой мозг пытается в бессознательном состоянии компенсировать? Я ведь после самого первого ковида, перенесенного еще в две тысячи двадцатом, так и не восстановился. А впрочем…