Глаз Эрлика
Шрифт:
– Ты прав, друг.
– А ты злишься. Это, конечно, от молодости. Но послушай, тут же полно драгоценностей. Все твои. Мне нужен только амулет.
– Так же, как и мне.
– Проклятие! И, судя по твоей силе, я подозреваю, что свою наилучшую возможность справиться с тобой я уже использовал...
– Снова верно, бывший друг, - согласился с ним киммериец.
– А теперь мы наделали много шума, и его наверняка кто-то да услышал. Я посторонюсь и дам тебе добраться до ближайшего окна, так как у меня нет никакого желания убивать тебя.
Иранистанец, выглядевший по-прежнему опечаленным, замотал головой:
– До ближайшего окна... и убираться домой с пустыми руками, да?
– Верно, друг. С пустыми руками... но живым.
Аджиндар тяжело вздохнул. Не отрывая глаз от киммерийца, он опустился на корточки и вооружился, отыскав на ощупь левой рукой кинжал, которым его владелец больше не пользовался.
– Боюсь, что этого я сделать не могу, друг Конан. Видишь ли, я выполняю поручение своего царя. И за мной следят. Преданность, страх перед наказанием и так далее... Это правда, что вы, киммерийцы, варвары?
– Так нас называют.
– Проклятие! И к тому же здоровенный. Ну...
– Аджиндар отвернулся, опуская плечи, и... крутанулся, атакуя, выставив длинный нож и вскинув его, чтобы поймать бойца, бывшего, как он знал, достаточно проворным, чтобы пригнуться.
Конана никто не смог бы дважды захватить врасплох, как какого-нибудь глупого аренджунского стражника, получившего весь свой опыт исключительно на учебном плацу. Его и так смущало, что он чуть не погиб из-за первой хитрости Аджиндара. И на этот раз он отбил длинный нож другого вора собственным мечом. Увернулся от кинжала и ввинтился вперед так, что запястье Аджиндара ударилось о его же портупею. После чего киммериец с силой пнул иранистанца по левой ноге.
Какой-то миг Аджиндар пытался сохранить равновесие. Но поскольку его размахивавшим рукам было не за что ухватиться, кроме воздуха, он рухнул тяжело - и ударился левым локтем о стену коридора. Кинжал выпал из его руки в нервном спазме, словно выброшенный пружиной. Сидя на полу, привалившись спиной к стене возле самой двери с нелепо низким замком, он поднял голову и остекленелым взглядом уставился на киммерийца.
Конан не ответил. Он все еще не хотел убивать этого человека. Чтобы стать тем человеком - акулой, - которым он в конце концов сделается, ему еще предстояло пройти долгий путь.
– Проклятие, - сказал Аджиндар, без злости глядя на него.
– Ты проворен и хорош, великан. Тот кинжал принес мне не больше пользы, чем своему первоначальному владельцу. Предлагаю тебе не брать его как добычу. Эта штука проклята.
– Он тяжело вздохнул.
– Ладно.
– Варвар предлагает тебе возможность встать и уйти, Аджиндар. Нет, не жди, что я подойду к тебе слишком близко. Я однажды проиграл бой потому, что думал, будто победил, а меня пнули по голени. Но больше этого не повторится.
Аджиндар скорбно улыбнулся киммерийцу и покачал головой. Он и не пытался скрыть откровенное восхищение.
– Сколько тебе лет, великан... десять?
– Одиннадцать.
Аджиндар хохотнул:
– Я тебе верю!
Еще раз вздохнув, иранистанец начал подниматься. Его пятка поскользнулась по кафельной плитке, так что он накренился и упал, боком навалившись на дверь. И в двери мгновенно со щелчком и негромким стуком отвалилась панель, словно выдвижной ящик. Она находилась на уровне голеней, если б Аджиндар стоял. А так как он не стоял, то две харамийские гадюки, появившиеся из ниши за панелью, ужалили иранистанца в лицо и шею, каждая дважды за четыре секунды.
Дергаясь, стеная и выглядя скорее страшно удивленным, чем охваченным болью, Аджиндар не выказывал никакого ужаса. Он выпустил меч и схватил в каждую руку по твари с желтыми полосами. И швырнул обеих змей в Конана, который шагнул в сторону и очень ловко рассек пополам обеих летящих рептилий, не задев клинком ни стену, ни пол. Четыре части змеи ударились о стену коридора напротив иранистанца и, извиваясь, упали на пол. Босой киммериец держался от них подальше.
– Ты мой худший друг, каким я когда-либо обзаводился, Аджиндар из Иранистана.
– Да, полагаю. И к тому же мертвый. Проклятие! И все из-за того, что поскользнулся... Ну, ничего не попишешь. Друг Конан, ты знаешь, что у меня в запасе всего несколько минут. Послушай же, не задавая вопросов. Меня нанял Кобад-шах, царь Иранист... о!
Аджиндар содрогнулся и привалился спиной к двери. Конан знал, что яд этих гадюк, настолько сильный, что его разводили в молоке для смазывания им кинжалов убийц и наконечников стрел, уже подействовал. Из опухоли с большой палец, вздувшейся на шее Аджиндара, стекала тонкая струйка крови.
"Несколько минут? Нет, - подумал Конан.
– У этого человека осталось всего несколько секунд".
– Кобад-шах дорого заплатит за то, что ты ищешь, паренек. Дорого. Не будь настолько глуп, чтобы иметь дело с обычным аренджунским барыгой. Ты знаешь, что тебе надо, - а!
– Ужаленный снова содрогнулся. Его лицо потемнело, опухло, а руки подергивались.
– Надо бежать, - произнес он тише, и ему становилось все труднее складывать и произносить слова. Арен-дж-жунн... доставить Глаз... К-Кобаду... прямо по этому коридору... изящный маленький клинок, что ты ис-счешь, он... в футляре... зеелеоной... коомммнате.
Аджиндар из Иранистана съехал по двери на пол, с пурпурно-черным лицом, вывалившимся языком, вытаращенными и уставившимися в пространство темными глазами. Рука, которую он пытался поднять к груди, так и не дошла до нее.
Конан шумно вздохнул.
– Не много ж тебе дал Кобад-шах, друг. Всего лишь смерть вдали от родного дома, клянусь Морриганом! Посмотрим, с кем я буду иметь дело.
– Он огляделся кругом.
– А пока, - негромко пробормотал он, - мы действовали почти так же беззвучно, как табун лошадей!