Глаз Паука
Шрифт:
– А Шептун… – заикнулся Хисс. Марди рыкнул:
– Ты слушай дальше! Значит, за три всего-навсего дня я узнаю, что шестерых моих бойцов до смерти покусали какие-то мухи, пауки и прочие скорпионы, а еще четверо пропали начисто – как сквозь землю провалились. Все, заметь, из одного десятка, где старшим – Зуад Шептун. А что самое смешное, при покойниках денег нашли гораздо больше, чем полагалось бы им по уму. Полновесные туранские империальчики недавней чеканки. Та-ак, думаю, что-то тут нечисто. Говорю парням: а подать сюда Шептуна!
Крохобор повернулся к своим и гаркнул:
– Тащите
Нестройная шеренга головорезов с Каменного Рынка раздалась в стороны, пропуская двоих громил. Между ними, обвиснув и неохотно перебирая ногами, влекся жилистый полуголый туранец – нечесаная копна смоляных волос закрывала лицо, лишь яркой искрой блестела золотая серьга-кольцо в мочке левого уха. Пленника выволокли на середину и бесцеремонно стряхнули наземь. Туранец тут же подобрал под себя ноги и уселся прямо в пыли, чуть заметно покачиваясь и глядя перед собой пустым взглядом, да еще еле слышно мычал себе под нос тягучую, заунывную мелодию.
Похоже, ничто более в бренном людском мире не волновало Зуада по прозвищу Шептун, бывшего «пастуха» с Каменного Рынка. Хисс взирал на это странное и жалкое существо с молчаливым изумлением. Зато Ходячий Кошмар нехорошо оживился.
– Клянусь единственным зубом моей покойной тетки! – воскликнул он. – Точно, и впрямь Шептун! Но какого демона вы с ним сделали?!
– Мы? – мрачно ухмыльнулся Марди. – Да мы только и делали, что следили, дабы ни один волос не слетел с этой трижды презренной башки, – он наградил туранца увесистым пинком. Тот и глазом не моргнул. – Мои люди отыскали это тело у старого Ишмика в его курильне. Закопался там, как клоп промеж старых ковров, и не выпускал изо рта трубку с дурманным зельем. Докурился до того, что разве только из ушей дым не пускал. Ну, помня, что приключилось с остальными, я велел запереть его в пустом чулане и приставил аж трех человек, чтоб денно и нощно приглядывали за его здоровьем и в особенности – за всякими ползучими гадами…
Зуад вздрогнул и покосился на хозяина.
– Сперва тихо сидел, – продолжал Крохобор. – Потом, когда дурман отошел, те трое его едва удержали. Рвался как одержимый, требовал лотоса и вопил, чтобы убрали пауков…
Шептун тоненько завыл. Крохобор, поморщившись, легонько тюкнул его по макушке тяжелым шаром булавы, и туранец умолк.
– …пауков, значит, требовал убрать – мол, из стен лезут, большие, ядовитые… Пришлось связать и принести кальян с зельем, а то у меня от его воплей уши заболели. Вот с тех пор он такой. А знаешь, что самое интересное? Мои люди, те, что его стерегли пуще глаза, и впрямь прибили рядом с ним двух скорпионов и одну «черную вдову» – это в закрытой-то, начисто выметенной комнате без единого окна! Вовремя успели, кстати. Иначе бы он тут не сидел.
– А говорить он пока не разучился? – полюбопытствовал Кодо.
– Ха, а как же! Зачем бы я иначе до сего дня его стерег и на стык тащил? Все он мне выложил, как миленький, про кабак ваш разнесчастный, про кровь беззаконную да про деньги легкие… Но тут особый подход нужен. Хочешь послушать? – не дожидаясь ответа, Арбис отвесил туранцу крепкий подзатыльник и вкрадчиво произнес, нагнувшись к самому уху сидящего в пыли человека:
– Гляди-ка, сюда скорпион ползет. Большой такой, черный. Отвечай на вопросы, иначе засуну его тебе в глотку и пасть зашью. Понял меня?
Зуад взвыл и на карачках пополз прочь от несуществующего скорпиона. Марди изловил его за шею и встряхнул так, что у проштрафившегося «пастуха» отчетливо щелкнули челюсти.
– Говори давай!
– Уберите скорпиона! – завизжал в ответ пленник, судорожно дергаясь и пытаясь закопаться в твердую, как камень, землю пустыря.
Крохобор с отвращением сплюнул, изобразив, что давит сапогом нечто невидимое. Из шеренг долетело чье-то приглушенное ругательство, послышались изумленные возгласы. Кое-кто из бойцов посуевернее делал знаки от дурного глаза.
– Все, раздавил! Теперь отвечай! – скомандовал Крохобор. – Кто вас купил? Какого демона им нужно было в той таверне?
Шептун продолжал дергаться, однако теперь его невнятные вопли стали больше походить на членораздельную речь:
– Он уверял, что это совсем несложно! Что Братства это вовсе не касается, а никакой крови не будет!.. Всего лишь открыть пару замков и приглядеть, чтобы никто не крутился под ногами! И все! Он мне сам так говорил!.. И платил, щедро платил, сколько бы мы не требовали!
– Кто «он»? – почти одновременно спросили Кодо и Хисс.
– Имя у него есть? – рыкнул Кодо.
– Он – это он, – Зуад съежился, безуспешно стараясь стать совсем маленьким и незаметным. – Подошел ко мне луну назад в «Дубовой ветке». Я не спрашивал имя… потом спросил, он не ответил… Но – земляк мой, туранец, это точно! По выговору судя – из самого Аграпура, да не из простых. Здоровенный, огромный, в четыре локтя ростом, грудь как бочонок… Между собой мы его кликали Верзилой, лица не видали, Белом-Покровителем клянусь! Серый балахон на нем был с капюшоном, закрывал лицо… Золота у него в кошеле было – как грязи…
– Плохо учишь своих людей, Крохобор, – съязвил Кодо. – Дураки они у тебя. Ну, много ли надо ума догадаться, что за простые дела золотишко пригоршнями не раздают?
– Жадность порождает глупость, глупость же не имеет границ, – пожал крутыми плечами Марди Арбис, вновь встряхивая Шептуна и тем кладя конец словоизвержению бывшего верного соратника. – Есть такие шакалы – сколь ни корми его, а все одно за фальшивый сикль призового жеребца догонит и под хвост поцелует… Ну, про нанимателя он больше ничего не знает, хоть на жаровню его сажай. Только это и твердит. Об остальном можешь расспросить, только спрашивай побыстрей…
– Что унесли из «Норы»? – спросил Хисс, подавшись к Зуаду. – Куда дели?
– Всякий хлам… Какую-то книгу, маленькое зеркальце, флакон с душистым маслом, еще что-то – полная чепуха, пригоршни монет не стоит… кроме алмазной короны, вот это была настоящая добыча… Отдали все Верзиле, он заплатил, как договорились, все по чести. Я только корону отдавать не хотел – такую кучу алмазов я и не видел никогда, думал зажилить… Так этот бык бешеный чуть душу из меня не вытряхнул. Драться с ним не с руки было: переполох, все горит, народ сбегается… к тому ж из десяти моих четверо в кабаке сгорели, а с ним трое были, те еще волки, моим не чета… пришлось отдать… – бормотал Шептун, копошась в пыли.