Глаза весны
Шрифт:
Окончательно успокоившийся папаша Кло уже со смехом журил кота за вспыльчивость и обещал приготовить ему завтра какое-нибудь особое рыбное блюдо, правда только к ужину, потому что с утра он должен будет заниматься ликвидацией беспорядка. После этого папаша Кло отправлялся спать. И хотя с утра, как обычно, Патриций приносил к порогу пару-тройку мышей – папаша Кло не уставал удивляться, где он их берет и когда успевает их ловить, – все равно коту доставалось немало пинков и упреков за вчерашнее поведение. Патриций терся об ноги хозяина и терпел все нападки, поскольку прекрасно знал характер папаши Кло и чувствовал доносившийся из принесенной с рынка
Фил намеревался незамеченным проскользнуть наверх по лестнице в свою комнату, но не тут-то было. В дверях уже возник папаша Кло с огромной сковородкой в руках. Его высокую худощавую фигуру украшал традиционный клетчатый фартук и белый поварской колпак. На небольшом расстоянии от ноги хозяина появился Патриций и возмущенно мяукнул.
– Вот именно, Филип, где тебя носило? – подхватил папаша Кло, всегда в гневе называвший сына полным именем.
Почувствовавший поддержку Патриций уселся возле хозяйской ноги и начал умываться.
– Был у Дженнифер, папа, – устало сказал Фил. Он определил, что отец в состоянии средней рассерженности – иначе Патриций не покинул бы кухню и не уселся рядом.
Главное, не спросить его сейчас, что случилось, иначе опять заведется, подумал Фил и сказал: – Я долго ждал ее, она была у Мэри. Терпеть ее не могу, курить выучила, теперь напоила…
– Да, испорченная девчонка, – согласился отец. – И почему Энн позволяла Дженни водиться с ней… Ты мне лучше скажи, как Дженни? Отнес ей мое жаркое? С грибным соусом, как она просила?
– Нет, па, я же не заходил домой, не успел. Я пришел, ее не было, долго ждал, волновался. У меня все не идет из головы, что нельзя оставлять ее одну, как сказал тогда врач.
– Тебе кажется, что она еще не оправилась?
– По-моему, она уже приходит в себя. По крайней мере, сегодня даже улыбалась. И вчера полквартиры заляпала краской.
– Да, бедная девочка… Ты есть будешь? – Он сердито пнул устроившегося возле его ноги кота и начал говорить, постепенно распаляясь: – Но, извини, этот гад заставил меня забыть об ужине. – Он снова поднял ногу, однако Патриций огрызался уже откуда-то из кухни. – Вечно он мешает мне спокойно заниматься делами.
– Я пойду спать, ладно, па? – спросил Фил, но папаша Кло уже повернулся к нему спиной и пошел в кухню, размахивая сковородкой и обращаясь к Патрицию.
Фил прислушался в надежде узнать, что стало причиной очередной вспышки отцовского гнева.
– Что ты меня завел? – спрашивал тем временем папаша Кло у безмолвного Патриция. – Впервые, что ли? В этот раз попался настырный мальчишка. Ему ведь платят, чтобы он не давал мне спокойно жить. Я, видите ли, не такой, как все… – Послышался стук кидаемой посуды – папаша Кло снова начинал выходить из себя. – Этот сопляк будет мне еще доказывать, что я, видите ли, смогу больше успевать и зарабатывать, если куплю у него всякую ерунду и не буду сам мыть посуду, резать и вообще! Ты же помнишь, я его спросил: «Что ты понимаешь в стряпне? Хочешь есть бездушные бутерброды и пиццы – иди за угол, не ходи к папаше Кло».
Снова послышался грохот и обиженное мяуканье. Было ясно, что Патриций опять согнан с теплого места и вынужден участвовать в разговоре.
– Люди идут ко мне, потому что я для них готовлю. Для них! Почему я должен комуто объяснять, что обожаю сам ходить на рынок? Ты помнишь, с каким трудом мы выгнали мальчишку, который навязывал мне какой-то дурацкий велосипед с еще более дурацким прицепом? И каждый долдонит, что беспокоится о моем здоровье и процветании
– Фил обожает, па, когда ты режешь лук и ссоришься при этом с Патриком. – Фил решил, что следует вмешаться, и вошел в кухню.
– Не фамильярничай с котом, – пробурчал папаша Кло. – Ты пришел за ночной яичницей. Сейчас пожарю.
– Только с луком, па, – попросил Фил, поднимая кота и сажая к себе на колени. – Ну ты, Патрик, извини, Патриций, и отъелся из-за этих скандалов. – Фил поднял голову.
Папаша Кло стоял уже с другой сковородкой в руках и начинал тяжело дышать.
– Если и ты будешь язвить по поводу лука…
– Не буду, не буду! Только не надо нам сегодня с Патриком, то есть с Патрицием, опять читать лекцию о пользе лука.
Папаша Кло махнул рукой и пошел к плите.
– Как можно было вырастить такого оболтуса, – проворчал он и снова повысил голос: – Хоть бы спросил, из-за чего отец завелся?
Патриций быстро смылся с колен Фила и перебрался поближе к буфету, чтобы, если что, скорее оказаться наверху.
– Па, я есть хочу.
Филу не хотелось в сотый раз выслушивать твердые убеждения отца, доставлявшие столько неприятностей и давно ставшие притчей во языцех обитателей улицы Гринд, где и располагалась на первом этаже дома под номером двадцать семь закусочная «Патриций» и где на втором этаже жили Фил, его отец и конечно же Патриций, найденный папашей Кло еще маленьким котенком в тот же день, когда он впервые распахнул двери своей закусочной.
– Ладно-ладно, я знаю, что стар, упрям и никому не нужен. – Папаша Кло начал обижаться – верный признак, что гнев пошел на убыль.
– Мне кажется, па, что ты завелся не из-за того, что тебе предлагали купить кухонный комбайн.
– Сам жарь себе яичницу, – пробурчал папаша Кло. – Я устал и пошел спать.
Утром папаша Кло вышвырнул с порога двух мышей и, не обращая внимания на тершегося об ноги Патриция, принялся наводить порядок в разгромленном накануне хозяйстве. Когда осталось только собрать небьющиеся салатницы, на пороге появилась Люси Люкре. В больших синих глазах, казалось навсегда, застыло ошарашенное выражение.
– Доброе утро, папаша Кло, – виновато начала Люси. – То есть я извиняюсь, что так рано, то есть… так получилось…
– Люси, успокойся и говори сразу, что случилось. Только самое главное, а то мне некогда, видишь, что этот гад, – папаша Кло снова пнул кота, – мне тут устроил.
– У Леона… То есть ночью мы вызвали врача… То есть Шарль так кричал на меня…
То есть я хотела сказать…
– Что с нашим малышом? – перебил папаша Кло, усаживаясь на любимый трехногий табурет.
– О-о… Это было ужасно… Он так кричал, задыхался… Врач сказал – аллергия…