Глаза зверя
Шрифт:
— На все воля Аллаха, — смиренно сказал Сулейман.
— Ты прав, на все воля Аллаха, — эхом отозвался Бариев. Его невысокий, смуглый лоб прорезали три глубокие морщины. — Это все хорошо, Сулейман, но я не об этом хотел с тобой поговорить.
— А о чем?
Лицо Бариева помрачнело.
— Ты каждое утро ходишь к ручью, чтобы говорить с Асет, — с холодком в голосе произнес он.
— Это так, — признался Сулейман. — Она помогает мне изучать Коран.
Бариев холодно усмехнулся:
— Да,
Сулейман пожал плечами:
— Не понимаю, чего ты боишься, Султан. Мы просто разговариваем.
— Чего я боюсь? — В глазах Бариева замерцал недобрый огонек. — Понимаешь, Сулейман, — медленно сказал он, — фантазия — вещь хорошая. Но она хороша в мирной жизни, а на войне она вещь плохая. Она мешает выполнять приказы.
— А, вот ты о чем, — догадался Сулейман. — Боишься, что Асет затоскует по мирной жизни и не захочет умирать ради Аллаха?
Бариев усмехнулся плотно сжатыми губами. На его щетинистых скулах заиграли желваки.
— Ты правильно меня понял, Сулейман. Ты вообще умный парень, но ведешь себя как последний дурак. Ты что же думаешь, я не вижу, что происходит? Ты смущаешь ее ум. До твоего приезда она готова была идти туда, куда ее пошлют, и сделать то, что ей прикажут. В ее глазах не было сомнения. А теперь ее глаза замутнены мыслью. Она уже не хочет умирать, Сулейман. Еще немного — и она откажется от рая и забудет о погибшем брате, которого должна спасти. Хава недовольна. Она говорит, что ты можешь испортить все, на что она потратила долгие месяцы.
— Ты слишком высокого мнения о моих способностях, Султан, — шутливо ответил Сулейман. — Мне просто приятно с ней поболтать, вот и все.
Бариев, сверля Сулеймана своими черными, жестокими глазами, медленно покачал головой:
— Не то ты говоришь, Сулейман. Ой не то. Ну да ладно, не буду больше с тобой спорить. Ты мой боец, поэтому я запрещаю тебе встречаться с девчонкой и говорить с ней. С сегодняшнего дня вы с ней будете ходить разными тропами. — Взгляд Бариева стал жестким и неприветливым. — Ты меня понял, Сулейман?
— Да, Султан, я понял тебя.
— Тогда иди и не забывай о моих словах.
Сулейман повернулся, чтобы идти, но Бариев окликнул его:
— Подожди.
Сулейман остановился и оглянулся:
— Что, Султан?
— Ты хотел убивать кяфиров. Скоро ты сможешь это сделать.
— Как? — не понял Сулейман. — Где?
— В Москве. Через несколько дней ты поедешь туда и сделаешь то, что должен. А сейчас иди и не задавай лишних вопросов. И будь хорошим учеником, если хочешь, чтобы Аллах отблагодарил тебя.
11
В этот вечерний час в ресторане «Китайская кухня» было людно. Компании китайцев заняли большие круглые столы в центре зала и поедали белоснежный рис с одними только им известными специями. Они смеялись и шумно обсуждали прошедший день (большинство китайцев держали палатки на местном вещевом рынке). Русских тоже было достаточно. За маленькими столиками в тени бумажных светильников сидели парочки, запивая сливовым вином свинину с ананасами, бамбук, жареного угря и прочие экзотические блюда с неуловимыми на русский слух названиями.
Войдя в зал, Чача оглядел зал в поисках Алмаза Рафиковича. Тот сидел за своим обычным угловым столиком и пил китайское пиво, лениво поглядывая по сторонам. Вид у него при этом был настороженно-расслабленный, как у дремлющего кота, готового в любой момент сорваться с места, чтобы напасть на добычу или задать стрекача.
«Он и без Лобова опасный человек», — подумал Чача, вспомнив, как виртуозно Алмаз владеет ножом-балисонгом. Чача и сам умел пользоваться холодным оружием, но предпочитал огнестрельное — выстрел действовал вернее, чем удар ножом.
Чача приклеил к губам фальшивую улыбочку и направился к Алмазу Рафиковичу.
— Здравствуй, Алмаз, — поприветствовал он брата по оружию.
— А, Чача. — Нигматзянов прищурил и без того узкие глаза и крепко пожал лысому щеголю руку. — Присаживайся, я закажу тебе пива.
Чача сел за столик, посмотрел на бутылку с иероглифами и сказал:
— Спасибо, но что-то не хочется. Я уж лучше сока. — Он подозвал официантку и заказал яблочный сок с мякотью. Затем вновь повернулся к Нигматзянову: — Что-то случилось, Алмаз?
— Случилось, — ответил Алмаз Рафикович. — К нам поступил еще один заказ.
— Вот как? — Чача заметно приободрился. — От кого?
— Все от того же, — мрачно ответил Алмаз Рафикович.
— Значит, хорошие деньги платят, а?
— Платят-то платят. Да я чувствую себя шлюхой.
— Шлюха — это которая дает в подворотнях, — с усмешечкой заметил Чача. — А за бабки, которые нам платят, мы можем называть себя честными давалками.
Алмаз Рафикович неприязненно поморщился:
— Опять несешь всякую чушь. И чему тебя только в университете учили?
— Уже не помню, — ответил Чача. — Давно это было, не в этой жизни.
— Что верно, то верно, — грустно кивнул Алмаз Рафикович. — В этой жизни ты умеешь только глотки резать и шуточки пошлые отпускать.
— Шуточки мои никому не мешают, а перерезанные глотки зачтутся мне на том свете.
— Они тебе и на этом неплохую прибыль приносят.