Глинтвейн на двоих
Шрифт:
— Конечно, надо определиться.
Кажется, ей не понравилась готовность, с которой соглашался с ней профессор. Может быть, она ожидала другой реакции? Вероятно, ей приятнее было бы, если бы он стал уговаривать ее вернуться. Простить ей. В этом случае она бы разговорилась как следует, стала бы снова напоминать о той вещи, которой у него нет. Теперь же разговор происходил не по ее сценарию. И в голосе появилась нотка раздражения.
— Я подаю на развод. Надеюсь, мы расстанемся как цивилизованные люди?
— Я тоже надеюсь.
Она взорвалась.
— Ты что это, эхо изображаешь? Впрочем,
Пауза.
— Чего молчишь?
— Думаю.
— О чем же, интересно знать?
— Анализирую «обстоятельства».
Она нервно рассмеялась.
— Молодец. Двадцати лет ему не хватило, чтобы проанализировать. Ладно. Продолжай в том же духе. Можешь еще двадцать лет анализировать.
— Спасибо за совет. Но я уже кончаю. Скоро буду переходить к выводам.
— Каким же, скажи на милость?
— Собираюсь выяснить, чего же мне все-таки не хватает. Того, что так нравится женщинам в мужчинах. Может быть, оно все же появится. Во всяком случае, я не теряю надежды.
— Завидую твоему оптимизму, — желчно сказала она. — Но не разделяю его.
— Может быть, не все такого же мнения.
— Не все — это кто? — насторожилась она.
— Секрет.
Последовал второй взрыв.
— Перестань паясничать! С каких это пор с тобой невозможно обсуждать серьезные вещи?
— Я слишком долго думал только про серьезные вещи. Захотелось поговорить о несерьезном. Ты ведь не станешь мне запрещать? Тем более, что ты, как я понял, подаешь на развод.
— Да, подаю, и не вздумай меня отговаривать, — и она бросила трубку.
Профессор вовсе не собирался отговаривать Юлию, а вот немножко позлить — да. Ее раздражение его забавляло. Теперь, когда все разом рухнуло — и карьера, и семья, он мог себе позволить фривольное обращение с тем, что она называла «серьезными вещами». Странно, но этот новый стиль был каким-то образом связан с появлением студентки с каштановыми волосами и отчаянно-нахальной улыбкой.
Он опять начал неторопливый подъем по стремянке, чтобы достать немецкий словарь. Но, по-видимому, в этот вечер ему не суждено было добраться до верха стеллажа. Вновь на середине подъема его остановил телефонный звонок.
Уже не глаза. И не волосы. Оказалось, что он может узнать ее и по голосу.
— Юлиан Петрович, это я, Аня. Добрый вечер. Юлиан Петрович, мне есть чем вас порадовать. Подруга достала два билета на «Антигону».
— Прошу прощения, по, кажется, разговор шел об одном билете?
— Второй для меня, — растерянно произнесла она.
— Это значит, что мы идем вместе? — уточнил профессор.
— Но ведь я тоже мечтала посмотреть «Антигону» в «Поп-театре»… — проговорила она жалобно.
— То есть мы все-таки идем вместе?
— Да, — жалобно сказала она. — Но если вы против…
Юлиан Петрович умолк. В лучшие свои времена он вежливо отклонил бы предложение или даже сделал бы это не очень вежливо, прочитав строгую нотацию. Но теперь он как-то не решался прекратить странную игру, в которую втягивался. По крайней мере,
Только одна деталь продолжала смущать его.
— Скажите, — начал он, мучительно подыскивая словесную форму, в которую облек бы свое сомнение, — вам действительно будет со мной интересно? Во-первых, я ученый сухарь и не знаю, как развлекать молодых девушек. Во-вторых, я просто стар.
— Вы ошибаетесь, профессор, — с готовностью заговорила она, как будто только и ожидала подобного заявления. — Вы нисколько не стары. Кроме того, сообщаю вам, что я тоже не восемнадцатилетняя девочка, если вас беспокоит мой возраст. Я несколько старше. Словом, мы вполне можем вместе посмотреть «Антигону». А развлекать меня вовсе и не нужно. Я думаю, что мне с вами никогда не будет скучно. Мне ведь никогда не было скучно на ваших лекциях, Юлиан Петрович. Вы можете и теперь говорить со мной на любую тему, и мне не будет скучно. Даже о гекзаметрах и пентаметрах.
Он молчал.
— Я понимаю, — быстро заговорила она. — Но я ведь ни на что не претендую. Если… если ваша жена возражает, я…
Он усмехнулся:
— Жена не возражает.
Они условились, что встретятся у входа в театр за пятнадцать минут до начала спектакля.
Положив трубку, профессор испытывал странное чувство. Если бы два-три года назад кто-нибудь намекнул ему, что он будет решать такие проблемы, он рассмеялся бы приняв это за шутку. Ему приходилось в шутливой форме принимать заигрывания развязных студенток или резко обрывать их — в зависимости от настроения. Но это было не то. Впрочем, и в этом он не был уверен, так как совсем недавно имел возможность убедиться, как плохо он разбирается в своих учениках. Подающий надежды молодой ученый Нина Денисова… Неужели и этой что-то от него нужно, кроме… Кроме чего? Он окончательно запутался.
Решив, что «Антигона» что-нибудь прояснит в этом ребусе, он подошел к бару Немецкий словарь так и остался стоять на верхней полке стеллажа.
Глава 10
Она перебирала свой небогатый гардероб добрых полтора часа, время от времени принимаясь трезвонить Марине, спрашивая совета. Наконец, в самый последний момент выбрала темно-зеленое, с блестками платье, с двумя боковыми разрезами. В уши она продела сережки в виде двух серебряных листочков — ей шло серебро.
Оставался последний штрих — несколько мазков беличьей кисточкой, которой она наносила румяна. Но самого последнего штриха нанести не удалось. Зазвенел звонок. На этот раз не телефонный, а в дверь.
Она не успела захлопнуть ее перед самым носом у Олега. Он ввалился в квартиру, на этот раз пьяный, как свинья. С трудом управляясь с собственным языком, он приветствовал ее:
— Здравствуй… крошка. Т-ты к-как будто не рада?
— Сейчас же убирайся, — она старалась сохранить самообладание. — Я ухожу.