Глубина
Шрифт:
Именно охотники, — гордо выпятив грудь, подтвердил Дима.
Он не очень-то умен, да? — обращаясь ко мне и еле сдерживая улыбку, спросил Глухарев.
Дима зло сверкнул глазами, а я снова промолчал, не желая вступать в бессмысленную перепалку.
В таком случае ваша пара становится еще более привлекательной. — Глухарев не сводил взгляда с Эмми. — Что же вы нашли, милочка, в союзе со смертным, который к тому же убивает ваших сородичей?
Мне не близок образ жизни вампиров, — с запалом произнесла Эмми.
Но вы продолжаете употреблять кровь людей в пищу, — заметил
Это неизбежное зло, — начала оправдываться Эмми.
Не говорите мне о неизбежности! — внезапно вспылил Глухарев. Его шея покрылась красными пятнами, а глаза стали наливаться черным, как у любого голодного вампира. — Я два века положил на борьбу с ней. Но, — он так же неожиданно успокоился, расслабленно откинувшись в кресле, — в итоге я победил. Уже почти сотню лет я не пробовал крови человека, — на этот раз гордость звучала уже в его голосе.
Тоже мне, нашел чем хвастать, — усмехнулся Дима. — Выглядишь, надо сказать, погано.
Глухарев резко вскочил на ноги, и его кресло со скрипом отъехало назад, ударив дампира по ногам. Стоявшие в дверях сделали было шаг вперед, намереваясь броситься на нас, но в последний момент их остановила поднятая рука доктора.
— Я всю жизнь боролся с этой заразой, — выплевывая каждое слово нам в лицо, заговорил Глухарев. — В себе я истребил жажду путем беспощадных тренировок, но это не значит, что голод не продолжает меня мучить. Изо дня в день он терзает мое тело и душу. И все это я делаю только ради твоей расы, — при этих словах Глухарев указал пальцем на Диму.
Премного благодарен, — проворчал брат; я не удержался и стукнул его по плечу, ведь из-за его глупости мы все можем погибнуть.
Зачем вы пришли? — громогласно спросил Глухарев, так что все, включая его подопечных, вздрогнули.
Ты должен остановиться, — произнес я.
Я делаю доброе дело, — с уверенностью парировал доктор.
Ты превращаешь детей в монстров, лишая их нормальной жизни, — я попытался достучаться до совести Глухарева, понимая, впрочем, что переубедить его за несколько минут будет нереально. Доктор слишком долго шел к осуществлению своего плана и успел за долгие годы жизни взвесить все «за» и «против».
Я даю им цель в этой жизни и средства для ее достижения. Они — борцы за свободу своего рода, — заученно проповедовал Глухарев. — Кто-то должен воевать за право обладания этой планетой. Так почему не они? Подумай, мы делаем одно дело. Только у меня больше возможностей одержать победу.
Если не ошибаюсь, вы уже однажды проиграли, — напомнил я скромно.
Я ошибочно полагал, что можно уничтожить заразу, — Глухарев снова повторил это слово (кажется, он действительно считал, что к возникновению вампиризма привел некий вирус), — силами самих вампиров. Но они насквозь порочны, их предательство было неизбежным. — Я обратил внимание, что Глухарев, говоря о вампирах, употребляет местоимение «они», намеренно отделяя себя от остальных вампиров. — Но в этот раз меня ждет победа. Я слишком долго шел к цели и не намерен сдаваться.
Мне в чем-то была близка его позиция, и я, возможно, смог бы даже склониться на его сторону, если бы не несколько неприятных моментов. Во-первых, спекуляцию детьми нельзя оправдать никакими благими целями, и, во-вторых, мне не нравилось, как доктор смотрел на Амаранту.
Будто в подтверждение моих мыслей Глухарев произнес:
— Я готов принять вас в наши ряды. Вы боретесь против того же, что и я. Но только с одним условием. — Я вдруг начал понимать, что мы либо выйдем из этой комнаты как союзники Глухарева, либо нас вынесут вперед ногами. — Вам придется избавиться от нее. Если вы по какой-то причине не решаетесь это сделать, то мои парни всегда готовы помочь, — милостиво предложил доктор.
Конечно, об убийстве Эмми не могло быть и речи, поэтому я сразу напрягся. Близилась кульминация беседы, и теперь наше спасение зависело от нас самих, а именно от того, насколько метко мы стреляем и быстро бегаем. Насколько я уяснил из пояснений Амаранты, дампиров вполне можно убить обычным выстрелом.
Я медленно повернулся к охраняющим дверь дампирам и прицелился в голову одному из них. Дима в это время взял на мушку самого Глухарева.
Пожалуй, это отказ, — вздохнул доктор.
Ты верно понял, — согласился я.
— Тогда удачи, — Глухарев за секунду достиг выхода — видимо, некоторые способности вампира у него остались. Обернувшись напоследок, он театральным движением запер за собой двойную дверь.
В комнате остались только мы и дампиры. Трое на трое. Чья-то рука выключила свет, и шоу началось. Я выстрелил почти сразу после того, как погасло освещение. Мне повезло — дампир упал как подкошенный, сраженный одной пулей. Все это я успел рассмотреть во время вспышки от выстрела.
Дальше возникла полная неразбериха. Я не видел, что делают остальные. Кто-то нанес мне мощный удар в грудь, и я упал, поранив руку. Почти сразу на меня сверху рухнула тумба; пока выбирался из-под тяжелого куска дерева, все, кажется, подошло к концу.
Меня снова схватили, но на этот раз подняли на ноги. Насколько я мог судить, это была Эмми, она потащила меня к выходу. Мы удирали из дома, плохо соображая, что происходит вокруг, так что я смутно помню обратный путь.
Я немного пришел в себя, только оказавшись на переднем пассажирском сиденье машины, когда за мной захлопнулась дверца. Оглянувшись на сидящего сзади брата, с радостью отметил, что с ним все в порядке. На Диме вообще не было ни одной царапины. Как выяснилось позже, он так и не принял участия в драке, просто не сумев найти противника в темноте. Впрочем, я тоже мало чем отличился, и основную часть работы взяла на себя Эмми.
— У тебя идет кровь, — произнесла Амаранта. И хотя она смотрела исключительно на дорогу, я не усомнился в ее словах.
Оглядев себя в поисках ран, я заметил, что левая рука располосована от запястья до локтя. Порез был глубоким, кровь успела запачкать рубашку и джинсы, а теперь стекала на половик.
У кого-нибудь есть платок? — спросил я, ища, чем можно перевязать руку.
Посмотри в бардачке, — ответила Эмми, не глядя в мою сторону. Она словно боялась повернуть голову. Девушка слишком прямо держала шею, а ее спина была так напряжена, что казалось, еще немного, и раздастся хруст костей.