Глубинный путь
Шрифт:
— До сих пор я молчал, так как не все было выяснено. Собственно, идею, о которой вы сейчас от меня услышите, подсказал мне Ярослав. Как-то, рассказывая, что на Глубинном пути строят большие вокзалы и что для оформления их приглашены лучшие архитекторы, он предложил мне подумать, нельзя ли украсить эти вокзалы растениями. Я об этом долго думал и размечтался вовсю; даже начал в воображении устраивать там подземные сады, цветники и оранжереи. И в самом деле, почему бы на таких глубинах и не создать колоссальную оранжерею? Температура там идеально равномерная и такая, что даст возможность выращивать самых нежных представителей
— А в сирени щелкают соловьи, — заметил, перебивая профессора, Тарас.
— Ты, Тарас, скептик! — возмутился ботаник.
— Нет, я говорю совершенно серьезно, Аркадий Михайлович! Почему нельзя населить подземные сады птицами? Ведь будет веселее. Можно даже ульи с пчелами поставить.
Аркадий Михайлович довольно засмеялся. Очевидно, он почувствовал в словах мальчика веру в свои фантастические замыслы.
— Я и сам уже думал, — Аркадий Михайлович повертел в руках вилку, — я и сам думал, что хорошо бы расширить границы биосферы, завоевать для нее подземные глубины, создать как бы нижний этаж для растений. Мне уже снились подземные поля и леса. Но пока сделаем первую попытку на глубинных станциях нашего туннеля.
Завтрак проходил в оживленной беседе о том, какие деревья, цветы и травы нужно насаждать в подземельях Глубинного пути между Москвой и Дальним Востоком. Мы старались представить себе, каковы на вкус будут фрукты из подземных садов.
— Посадим там землянику и клубнику, — уговаривал Тарас, — и будем варить из них варенье. Мне обязательно пенку!
— Ну, пенки еще долгонько придется ждать, — смеялся ботаник.
— А как же теперь я, когда вы, Аркадий Михайлович, на службе? — вдруг спросил мальчик.
— Ты? Ты тоже на службе. О твоем назначении тоже подписан приказ.
— И меня не спросили?
— Я думал, что ты не станешь возражать.
— Конечно, нет. Значит, я поступил на службу? Первый раз в жизни! Очень рад… — Тарас встал, подошел к профессору и принял серьезный, солидный вид: — Скажите, что мы должны делать?
Глядя на лукавую физиономию мальчика, мы с профессором расхохотались.
— Жулик ты, Тарас! — сквозь смех проговорил старый ботаник.
— Аркадий Михайлович, я знаю! — воскликнул Тарас и тоже расхохотался, да так звонко, что в солнечной, веселой комнате стало еще веселее. — Я знаю, меня назначили вашим главным помощником!
— Чуточку не угадал. Секретарем.
— Так секретарь и есть главный помощник.
— Ну, прекрасно. Кончай-ка завтракать. Мы сегодня выезжаем в дальние странствия.
— Вы на сессии совета не будете? — спросил я.
— Я приеду к концу, чтобы выступить со своим планом озеленения.
— А куда вы едете?
— Сегодня мы с Тарасом вылетаем в Забайкалье. Там — самая глубокая шахта Глубинного пути, номер девятьсот двадцать пять. Ее глубина полтора километра. На этой глубине строится большой подземный вокзал. Ярослав рекомендовал ехать туда. Он дал мне письмо к инженеру Кротову. Я хочу начать озеленение немедленно.
— Я бегу в номер, — сказал Тарас.
Когда мальчик ушел, профессор, проводив его взглядом, обратился ко мне:
— Чудесный паренек! В нем как-то хорошо соединяются серьезность и детское легкомыслие. Хотел бы я, чтобы его юность проходила вблизи от меня.
Возвращаясь в свои комнаты, мы встретили в коридоре Тараса.
— Аркадий Михайлович! — Мальчик подошел к профессору. — Когда я проходил вестибюлем, на меня очень внимательно смотрел какой-то человек. Мне показалось, что я его знаю. Я даже хотел поздороваться, а потом подумал, может, он меня и не знает. А теперь я вспомнил, кто это. Вы его не видели?
— Кто? Кого?
— Это был следователь. Тот самый, который когда-то приезжал ко мне в больницу с вами, а потом один… Помните?
— Томазян?
— Он самый!
— Не видел. Вы видели его? — обратился профессор ко мне.
Я молча покачал головой.
— Хотел бы с ним встретиться. Но у нас нет времени. Когда вернемся в Иркутск, поищем его… Симпатичный человек.
У себя в номере я подумал, что мне было бы интересно встретиться сейчас с Томазяном. Но следователь просил без надобности к нему не приходить и хранить наши отношения в тайне.
Я услышал в соседней комнате шаги Лиды. Нужно было сказать ей о моем разговоре с Макаренко. Я постучал и вошел к ней. Она стояла перед раскрытым чемоданом.
— Вы куда собираетесь? — спросил я.
— На девятьсот двадцать пятую.
— Сегодня?
— Не позже завтрашнего утра.
— Аркадий Михайлович и Тарас сегодня тоже вылетают туда.
Она вопросительно посмотрела на меня.
— Я видел его.
— Каким образом?
— Это получилось случайно. Он не выходит из кабинета Саклатвалы. Академик не выпускает его ни на минуту. Мне едва удалось обменяться с ним несколькими словами. После сессии Научного совета он сейчас же поедет на ту шахту, где будете вы.
Я выдумывал как умел, чтобы хоть чем-нибудь оправдать поведение Ярослава и свою неудачу.
— Спасибо, — сухо сказала Лида.
Ее лицо омрачилось. Она склонилась над чемоданом и начала энергичнее укладывать вещи.
— Лидия Дмитриевна, не принимайте этого так близко к сердцу.
Девушка посмотрела на меня глазами, полными слез.
— Пусть приезжает, если он сможет это сделать после заседания совета.
— Что означают ваши слова? Почему такой зловещий тон?
— Разве вы не слышали, что группа инженеров подала заявление с требованием привлечь Ярослава к ответственности за преступное руководство строительством?
— Уже? Но Саклатвала его защищает. И, собственно, при чем здесь Ярослав? Ведь руководит Саклатвала!
— На Саклатвалу кое-кто смотрит, как на старого деда, уже неспособного критически оценивать события. Мол, он теперь годится только для представительства.
— И вы, которая так близко встречаетесь с этим выдающимся ученым, можете согласиться с такой формулировкой?
— Я — нет. Но… Я ничего не знаю. Я ничего сделать не могу и сегодня еду. До свиданья!
Я вежливо поклонился и вернулся к себе.