Глупая
Шрифт:
Цокот каблуков, раздавшийся в коридоре, поднял во мне волну раздражения. Сабита даже туфли не папины носит! Так стучит только у конкурента, Линдра Бадда. Все папенькины модели отличаются тем, что в помещении остаются практически бесшумными, создавая впечатление парения над полом. Мне ли не знать, как родитель добивался такого результата. И именно он стал решающим в успехе марки, нескромно совпадающей с нашей фамилией, «Готто».
А Готто ли я теперь? Или уже Лафар? Неужели и документы
Ненадолго наступила тишина. Мне бы часы сюда, чтобы тикали, а то совсем глухо.
В дверь чуть слышно поскреблись.
– Да! – отозвалась я, не вставая.
– Это Катрис.
– Заходите, Катрис, – пригласила её и поднялась с пола.
Видимо, нянька у меня теперь на постоянной основе, и не стоило показывать ей лишнего. Скорее всего, обо всех моих словах и действиях она докладывала Тео.
Женщина сделала только два шага внутрь комнаты.
– Вы хотите продолжить с подарками, или показать вам дом?
Смотреть подарки, большинство из которых совершенно бесполезно, а оставшееся не достанется мне, желания не было. Осматривать дом – тоже. Но сидеть взаперти – совсем не вариант. Насиделась уже.
– Если вы покажете мне, где телефон, то буду весьма благодарна, – сказала я ожидающей ответа Катрис.
– Да, конечно, – кивнула она и тут же раскрыла дверь.
Мы спустились на первый этаж. Пересекли холл, направляясь в противоположную от столовой сторону, и оказались в широком коридоре.
– Тут кабинет Артемио, – Катрис указала на одну из двух дверей, находящихся напротив нас. – Рядом библиотека.
– У него же есть кабинет, – удивилась я.
– Этот для приёма посетителей, – пояснила женщина. – Проходите.
И кто же посещает палача? Спрашивать у Катрис не стала.
Войдя, я плотно прикрыла за собой дверь, но в последний момент нажала на ручку, якобы случайно. Если уж мои слова передавались мужу, то это можно использовать в своих интересах.
Гудки в трубке, казалось, звучали бесконечно. Вот я бы на месте папеньки вообще от телефона не отходила бы!
– Дом Александра Готто.
– Ноеми, позови папеньку, пожалуйста, – попросила я, узнав голос горничной.
– Тери… тера Джениса… да, сейчас позову, – ответила она со странной рассеянностью и волнением.
Несколько мгновений тишины, тянувшиеся почти вечность, наконец-то сменились голосом отца.
– Слушаю.
– Папуль! Забери меня отсюда, папуль! – затараторила я.
– Джениса? Что-то случилось? – похоже, он был удивлён услышать именно меня.
Как же Ноеми сообщила о звонке?
Покосившись на чуть приоткрытую дверь кабинета, я уселась на стол и громким шёпотом продолжила:
– Меня обижают тут, папуль!
На заднем фоне послышались чьи-то голоса.
– Алекс! Ты где? – кто-то позвал папеньку.
– Без меня, – откликнулся родитель.
И тут я поняла, что меня насторожило в самом начале разговора.
– Ты что, пьёшь? Празднуешь моё замужество? – искренне возмутилась я. – Папуль, а он меня бьёт!
– Джениса, не ври мне, – не проникся он.
– Нельзя быть таким вредным и неверующим, папуль! Так ты меня заберёшь?
– Нет.
– Папуль, а он меня отдельно от себя заселил.
– У «тьмушников» это норма, – невозмутимо пояснил родитель. – Ты должна это знать.
– Откуда? Ты ведь даже не предупредил, что он маг тьмы!
– Ну, теперь знаешь, – отмахнулся папенька.
– Папуль, а он твой подарок курице отдал! – настаивала я, продолжая жаловаться. Надеюсь, у Катрис хорошие слух и память. – А её рядом со мной поселил! А ещё он собирается ей дом отдать! Папуль, забери меня отсюда.
– Какой курице? Как отдал? Какой дом? – непоколебимость папеньки покачнулась.
– Той, что в соседние комнаты заселил. А до этого она чулок в моей ванной теряла, а ночью муж к ней ходил! А дом нам подарил кто-то. На свадьбу! Нам! Папуль, меня тут никто не любит! – протянула жалобно. – Забери, а?
– Я не могу, Джениса.
– Папуль, дай трубку Лоретт, я ей на тебя пожалуюсь.
– Джениса, мы договорились, что ты не станешь делать глупостей.
– А я ничего и не делала! Он сам отдал твой подарок этой курице. Я вообще примерная-примерная была!
– А ночью он ходил к ней?
– Да! Как вышел от меня, сразу к ней. Папуль, наверное, не будет у тебя внуков. Даже детей он ей подарит!
– Джениса, не знаю, для кого ты так стараешься, но прекращай свои игры. Ты уже вышла из этого возраста.
– И что? Если выросла, меня теперь любить не надо?
Тишина в трубке насторожила. Если бы не дыхание, слышимое в ней, я бы решила, что связь прервалась.
– Джениса… – устало выдохнул родитель. – Я тебе раньше не рассказывал, но, думаю, стоит это сделать сейчас.
– О чём ты? – насторожилась я.
– Когда Алисия погибла…
– Ты выпил лишнего, папуль, – прервала его.
Воспоминания о маме всегда заканчивались одинаково – слезами. Да и зачем сейчас вспоминать это?
– Дослушай, – попросил он. – Когда Алисия погибла, я не стал выдумывать истории о том, куда она могла пропасть. Не смог сочинить сказку для тебя. Ты тогда проплакала весь день, а потом замкнулась. Совсем, ото всех, даже не разговаривала ни с кем…
– Я не понимаю, к чему ты клонишь…