Гнёт Луны
Шрифт:
— Что? — изумился другой мужчина с крупным носом-картошкой.
— Я не должен быть здесь, — девушка вытянула ноги. — Я и искусство современное не люблю. Я ничего в нем не понимаю! Зачем я пришел сюда?
Грузчики переглянулись. Ил указала на второе широкое полотно с красной полосой по вдоль холста:
— Это идет следом. Это гнев.
— Я ничего не понимаю, — вздохнул третий мужчина с залысинами.
— Разве это искусство?! — с ненавистью взвизгнула Ил, подскакивая на ноги. — Это дерьмо! Идиотизм! Да кто заплатит деньги за это говнище?!
— Согласны, — кивнули грузчики.
— Вот, —
— Но это “Путь самурая”, — скривился Носатый.
— Да? — Ил оглянулась на красную линию. — О, сэппуку. Интересно. Но это не меняет того, что она вызовет гнев.
— Так вот что она означает, — грузчик с залысиной почесал макушку. — Сэппуку.
— Торг! — Ил ткнула в холст с кругами, что перекрещивались в узор ряби на воде.
— Что? Почему?! — охнули грузчики.
— Потому что симпатично, — Ил пожала плечами. — Не так уж и плохо после “Пути самурая”. Художник старался, вырисовывал кружочки, складывал их вместе и что-то хотел сказать. Круг — это форма. Круги завораживают
— Сложно, — вздохнул Рябой.
— Искусство он такое, — согласилась Ил и подошла к четвертой картине с темными брызгами и бурыми подтеками. — Это у нас депрессия. Я разочарован. Все бессмысленно и отвратительно. Почему я все еще здесь? Я настолько измотан вашим уродским искусством, что у меня нет сил даже уйти. Я хочу умереть. Прямо тут и порасти травой. Свежим, молодым клевером, — она шагнула к зеленому холсту с желтыми кляксами, — и одуванчиками. Принятие. И я восстану, чтобы идти дальше и вновь ужаснуться бездарностью безумцев. Удивят ли они меня теперь, когда я мертв внутри? Вряд ли, но я дойду до конца и выйду свободным. Мне нечего бояться.
Ил взглянула на остальные картины, которые остались за бортом ее видения и в случайном порядке их распределила. Пусть посетители сами ищут тайный смысл в карусели хаоса после того, как переживут катарсис и очистятся от предрассудков.
— А те птенчики так кудахтали, так спорили между собой, — Носатый скрестил руки на груди, одобрительно взглянув на Ил.
— Наверное, они пытались поймать смысл творцов и упустили очень важную деталь, — девушка спрятала ладони в карманы, — нам всем насрать, что хотел сказать автор. Мы все видим что-то свое. И птенчикам надо работать с эмоциями гостей и вывернуть их так, чтобы они подстегнули в них если не восторг, то хотя бы ненависть, чтобы эта дерьмовая выставка въелась в память.
Грузчики сделали вид, что все поняли, хотя их глаза говорили, что они очень устали. И от них жутко несло потом.
Ил зашагала в зал со скульптурами. Металл, стекло, бронза в чудовищной отливке и отвратительных форм были материализовавшимся кошмаром — перекрученные кляксы сомнений, узлы из видений, что терзают сумасшедших, спирали неосознанных желаний.
— Они должны танцевать, — Ил развернулась на пятках к грузчикам. — Быть общим потоком, в который смогут влиться гости.
— Командуйте, мадам, — хохотнул носатый. — Мы все равно ничего не поняли.
Ил подплывала к каждой скульптуре и старалась поймать ее динамику, вектор и импульс. Со стороны это выглядело, будто чокнутая девка, сбежавшая
— Так, — она вышла в центр зала и отдала отмашку удивленным грузчикам. — Вот этот кривой бублик сюда, серьезную кракозябру туда… Женщину-зигзаг в угол…
Мужчины с покряхтыванием переставили скульптуры и вспотевшие встали рядом с Ил.
— Танцуют, мать их за ногу, — прохрипел плешивый, вытирая лоб от испарины, и огляделся по сторонам.
— Танцуют, — согласился Носатый.
— Свободны, — раздался голос Рене сверху. — Благодарю за помощь, господа.
Мужчины кивнули и торопливо покинули зал. Ил развернулась и подняла голову к Рене, который стоял у лестницы и широко улыбался.
— Танцуют?
— Танцуют, моя милая, — мужчина спустился к ней. — Ты чудо.
Рене прошел в зал с картинами, и Ил заставила его выйти из галереи и вновь войти. Мужчина повиновался и медленно прогулялся мимо картин.
— Пять стадий принятия неизбежного, — повернулся к ней и улыбнулся. — Интересный подход.
— Да, ничего нового, — Ил обошла мужчину по кругу и встала к нему вплотную, вглядываясь в глаза. — Моя миссия выполнена. Я поеду.
— Вновь покинешь меня? — прошептал Рене. — Может, выпьешь со мной по чашечке кофе? Или откроем бутылочку игристого и заглянем ко мне в гости? С террасы моей скромной обители открывается удивительный вид на ночное небо. При желании можно коснуться самих звезд.
— Хочу прогуляться в одиночестве, — Ил прищурилась. — И, Рене, звезд не коснуться. Они давно мертвы.
— Ох, как тоскливо, — цокнул мужчина.
— Муж попросил тебя порадовать, и я ведь справилась? — шепнула Ил в миллиметре от губ Рене. — Отчитаешься Феликсу? Напиши ему, что я чудо.
Мужчина дернулся в ее сторону, и Ил в этот же миг отпрянула и устремилась к выходу. Она была готова отдаться Рене прямо посреди картин, но она не доставит удовольствия Феликсу. Игра будет идти по ее правилам.
Глава 61. Рене старался
Феликс был разочарован. Ричард опечален. Жена вернулась даже не целованная другим мужчиной. Как так? Как она посмела? Вслух, конечно, Илоне никто из оборотней не высказал претензий, но в их молчании сквозило недоумение. Ил потом, когда мрачные мужья укатили на рыбалку, при уборке нашла под кроватью наручники и кляп. И не просто кляп, а мать его, резиновый пенис на ремешках.
— Вот же извращенцы, — хохотнула Ил, спрятав находку в коробку, которую затолкала в нижний ящик комода.
Девушка лишила их возможности наказать неверную супругу. Просто приковать и отшлепать шлюшку совесть не позволяла. Нужна была серьезная провинность, чтобы заткнуть ее рот гадким кляпом. Что дальше? Плетки?
Ричард отправил ей несколько снимков с яхты. Голые, в цветастых плавках, на фоне лазурного моря оборотни и Рене выглядели слишком горячо, и Ил пожалела, что не составила им компанию. Вместо этого она заставляла Фериила учиться, объясняла, зачем надо уметь складывать, вычитать, делить и умножать, попутно развлекая Лестера, который волчонком разгромил комнату, гоняя кошку, и обмочил все углы.