Гнёт. Книга 2. В битве великой
Шрифт:
Сняв меховую шапку, Ачильбек опустился на табурет:
— Ой-бой, мороз сегодня. А мои отары джута не боятся. Заставляю пастухов разбивать лёд. Пусть эти дети праха не даром едят хлеб.
— Вот, товарищи, это наш ближайший сосед. Знатный и богатый человек. Его кибитку покрывают белые кашгарские кошмы. Отары, как тучи, закрывают склоны гор. А это мои друзья с верховьев Пянджа.
Гость, широко улыбаясь, поздоровался с каждым за руку. Ом оглядывал приезжих, стараясь уяснить, кто они.
Начальник спросил:
— Чем угощать, Ачильбек,
— Чай карош! Канняк лючше, — старательно выговаривая слова, ответил гость по-русски.
Начальник подошёл к шкафику, порылся, достал новую эмалированную кружку и наполнил до краёв:
— Это финьшампань, пей! Для друга не жалко!
Ачильбек одним духом опорожнил кружку, покосился на лепёшки и соль, протянул руку к винограду. Ильгар незаметно наступил на ногу командиру, тот понимающе опустил веки. Оба знали старинный обычаи — в доме врага, куда пришёл с предательством, нельзя есть соли и хлеба.
— Может быть, повторишь? — предложил хозяин.
— А тебе не жалко? — по-киргизски спросил гость. — Налей. Меня и бурдюк такого вина не свалит.
— Вино-то не свалит, а мороз убаюкает. Вот они десять часов спали.
— Фу, жарко у вас, — сказал гость и опять залпом осушил кружку.
Минут через десять он уже храпел. Командир взглянул на часы:
— Будет спать ровно пятнадцать часов. Порошок действует безотказно. Успеем всё окончить… Петренко!
Вошедшему стрелку он указал глазами на спящего, тот козырнул и молча вышел. Вошли четыре дюжих красноармейца, погрузили на носилки храпевшего Ачильбека и унесли в комнату для гостей.
Снова раздался стук в дверь.
Петренко доложил:
— Мерген по срочному делу.
— Зови. Да принеси кипятку.
В комнату вошёл человек средних лет. Иней покрывал его бороду, усы и ресницы. Он чинно поклонился присутствующим, прижав руку к сердцу.
— В добрый час, мерген! Видно, новости у тебя?
— Да, начальник, большая новость. В кишлак прискакали пять басмачей. Вечером подойдёт караваи. Ночевать будут у нас.
— Спасибо, — поблагодарил старика командир. — Людей примите хорошо, пусть спокойно отдыхают. Об остальном мы сами позаботимся… Поможешь нам?
— Хорошо, начальник.
— Садись, пей чай!
Мерген поставил в угол своё ружьё, снял короткий тёплый халат, поясным платком вытер оттаявшую бороду и лицо. Подошёл к столу, проговорив слова молитвы, разломил лепёшку по числу присутствующих, пожелал:
— Да будет мир этому дому!
В полночь красноармейцы оцепили кишлак. Мерген с Ильгаром сняли дозорных. Стражу перевязали, оружие в тюках свезли на ближнюю заставу. Ждали басмачей. Ждали долго.
— Уж не пронюхал ли кто? — спрашивал обеспокоенный комиссар.
— Не должно быть. Мышь не выходила из кишлака, а ночную вылазку нашу видели только звёзды.
Но вот показался разъезд человек в десять. Басмачи покружили вдали, а потом на карьере влетели в кишлак. Здесь уже кипели самовары, варился в
— Где начальник охраны?
— Спит. Все утомились, спят. Вы, господин, присядьте, покушайте горячих пирожков, чаю выпейте, а я разбужу начальника.
— Ладно, пусть спит. Дай-ка нам чего-нибудь поесть. — Басмачи слезли с лошадей, устроились в чайхане.
Откуда-то появились дехкане. Удивительно приветливы были они сегодня. Несли воду помыть руки, подавали полотенца, угощали сластями.
Многие вступали в разговоры, удивляясь отваге и успехам "воинов ислама". И когда бдительность джигитов была усыплена, их оглушили и связали. К полудню на дороге заклубилась пыль и сотни две хорошо вооружённых людей на рысях подъехали к кишлаку. Это была банда Кара-Джана. Из засады вырвались красноармейцы, и началась горячая схватка. Вооружившись, кто чем мог, жители приняли деятельное участие в истреблении басмачей.
В Ташкент поезд прибыл ясным мартовским утром, Город ещё не избавился от следов разрухи. На улицах лежали стволы поваленных тополей, магазины были закрыты, разбитые витрины и окна домов зияли пустотой. Ильгар вздохнул — тяжёлое наследие получила новая молодая власть. Много придётся ей поработать.
На съезд делегаты Орлиного гнезда опоздали. Уже второй день шли заседания, и они застали тот момент, когда оглашалась принятая съездом телеграмма штабам фронтов: Асхабадского, Семирсченского, Ферганского, Актюбинского.
Ильгар сжал руку комиссара:
— Кольцом зажали враги Туркестан. Не задушили бы Советскую власть.
Комиссар скосил на него глаза, прогудел:
— Выдюжим. Слуха и текст.
А звонкий молодой голос уже читал:
— "Туркестанский Седьмой Чрезвычайным краевой съезд Советов, объединившись под знаменем революционного коммунизма, шлёт боевым отрядам пролетариата мира, коммунистам мира свой товарищеский привет".
— Боевым отрядам всего мира… Чуешь? Не одни мы…
У Ильгара что-то затрепетало в груди. Подумал: "Вот сидят сотни людей, они восторженно слушают горячие слова этого приветствия, и каждый готов сложить свою голову во имя счастья парода…"
Голос звучал:
— "Вперёд и вы, боевые товарищи пролетарии! Вперёд к завоеванию счастья для всех, к осуществлению заветных желаний городского и сельского пролетариата.
Да здравствует всемирный пролетариат!
Да здравствует его диктатура!
Да воцарится его воля над Туркестаном, над Россией, над всем миром!"
На душе у Ильгара было светло и радостно.
Глава двадцать вторая
НАВСТРЕЧУ СОЛНЦУ