Гнев майя

Касслер Клайв

– Мы убеждением обращаем их в истинную веру, одного за другим – не как францисканцы, крестящие скопом десять тысяч. Старые боги майя теперь для них не более чем пустые символы. За короткое время мы добились значительного успеха – так не разрушайте же наши достижения, не заставляйте их видеть в нас дикарей.

– Это мы-то дикари?!

– Да. Те, кто уничтожает произведения искусства, сжигает книги, убивает людей, которых не понимает, и порабощает их детей, – дикари.

Командир повернулся к солдатам.

– Уберите его от меня.

Трое, взяв Лас Касаса под руки, со всей

возможной почтительностью оттащили святого отца.

– Прошу вас, – шепнул один по дороге, – держитесь от него подальше. Он получил приказ и скорее умрет, чем не выполнит его.

Сделав несколько шагов назад, они развернулись и бросились к остальным.

Лас Касас кинул последний взгляд на сооружаемый громадный костер. Солдаты бегали туда-сюда, разламывая все деревянное, что попадалось под руку, и швыряя в пламя, взвивавшееся к самому небу. Они сами больше походили на бесов, чем все божки в книгах майя. Доминиканец торопливо двинулся вдоль глинобитных стен, стараясь оставаться в тени. Расчищенная территория миссии скоро закончилась, дальше через джунгли вела только узкая тропинка. Густые заросли смыкались над головой, будто свод пещеры.

Спустившись к реке, Лас Касас увидел, что многие индейцы покинули свои хижины и собрались у костра. Прибытие странных чужаков встревожило их; они обсуждали, что делать.

– Это я, брат Бартоломе, – окликнул он, говоря на киче – языке здешних майя. – В миссии солдаты.

На пороге одной из хижин он заметил Кукулькана. До того, как прибыть в миссию, тот был одним из правителей Кобана, и прочие тянулись за ним.

– Мы видели их, – проговорил он. – Чего им нужно? Золота? Рабов?

– Они пришли за книгами. Ваши письмена непонятны им, но им сказали, что в них одно только злое колдовство. Они здесь, чтобы уничтожить все рукописи, которые только найдут.

По толпе пронесся ропот и восклицания ужаса. Люди не понимали смысла услышанного – это было все равно что вырубить деревья, осушить реки или заслонить солнце на небе. И чего ради? Это не принесет солдатам никакой выгоды. Так поступают только из чистой злобы.

– Что нам делать? – спросил Кукулькан. – Сражаться?

– Попытаемся спасти хотя бы часть книг. Отберите самые ценные и унесите их подальше отсюда.

Кукулькан жестом подозвал своего сына. Тепеу, возрастом около тридцати лет, был прославленным воином. Они обменялись вполголоса несколькими словами, и Тепеу кивнул. Кукулькан повернулся к Лас Касасу.

– Та, что я принес в миссию показать тебе, стоит всех остальных. Иного выбора быть не может.

Лас Касас молча шагнул обратно на дорожку. Тепеу возник у него за плечом.

– Мы должны оказаться там раньше, чем книгу найдут, – проговорил он. – Не отставай. – Он перешел на бег.

Кромешная тьма вокруг не была для него помехой. Мелькавший впереди силуэт подстегнул и Лас Касаса, придав ему сил. Взбежав по склону, они увидели цепочку солдат, продвигавшихся к деревне по главной дороге. Отец Бартоломе уже знал, что сейчас произойдет – он сам принимал участие в истреблении индейцев таино на Эспаньоле.

Первая группа солдат ворвалась в одну из хижин. Минуту спустя один из них показался снова с книгой в руках.

– Я

вынес ее из развалин Копана! – выкрикнул хозяин на чольском.

Выстрел из аркебузы сотряс землю. Стайка попугаев, хлопая крыльями и негодующе вопя, вспорхнула с высокого дерева. Мужчина остался лежать на пороге.

Пока они с Тепеу крались позади зданий миссии, перебегая от одного к другому и прячась в тенях, Лас Касас перебирал в уме все, что знал об их семье. Кукулькан был некогда верховным жрецом и ученым, его род принадлежал к высшей аристократии. Когда болезнь унесла в могилу последнего правителя майя, новым вождем выбрали его. Знаки положения отца и сына, замысловато украшенные перьями, остались там, на покинутой родине, но Тепеу продолжал носить темно-зеленые жадеитовые затычки в мочках ушей, а также браслеты и бусы из того же минерала, что дозволялось только знати.

Солдаты тем временем, обыскав собрание туземных ценностей, принадлежащих миссии, уже возвращались к костру с охапками книг, церемониальных предметов и резных украшений.

Книги майя представляли собой длинные свитки, сложенные несколько раз и изготовленные из нижнего слоя коры фикуса. Поверхность листов перед письмом грунтовалась тонким слоем гипса, рисунки делались на основе местных красящих веществ. Солдаты швыряли в огонь все найденные рукописи. Самые старые и сухие вспыхивали мгновенно; десятки и сотни страниц, пережившие века, в один миг становились ничем. Кто знает, какие знания содержались в них? Кукулькан говорил, что там были математические трактаты, наблюдения за звездами, сведения о затерянных городах и исчезнувших племенах, указы правителей, живших тысячу лет назад. За несколько секунд все это, скрупулезным трудом писца перенесенное на бумагу, обращалось в искры и взмывающий к ночному небу дым.

Тепеу, двигаясь с поразительной быстротой и легко ориентируясь в темноте, приоткрыл большую деревянную дверь церкви и скользнул внутрь. Лас Касас, почти невидимый со стороны в своем черном бесформенном одеянии, последовал за ним и несколько мгновений спустя оказался рядом.

Теперь он вел Тепеу. Пройдя между скамей к алтарю, они свернули направо, к двери ризницы. В тусклом свете луны, сочившемся из высоких окон, белели облачения для службы, висевшие на вбитых в стену колышках. Другие одеяния хранились в большом деревянном сундуке, сберегаемые от постоянной влажности здешнего климата.

В противоположном конце комнаты была еще одна дверь, выходившая в длинную крытую галерею, которая вела к кельям. Сандалии пришлось снять, чтобы не стучали по кирпичной дорожке. Каморка Лас Касаса была последней. Войдя, Тепеу шагнул к грубому деревянному столу, на котором лежала книга, и бережно, с благоговением взял ее в руки. Он будто приветствовал кого-то, кого уже не чаял увидеть в живых.

Глаза Тепеу обежали комнату и остановились на горшке для воды. Роспись изображала повседневные обряды, исполняемые правителем майя, – на виду была сторона, изображавшая омовение; противоположная, где он прокалывал себе язык, принося кровь в жертву богам, оставалась сзади. К горшку крепилась перевязь, с помощью которой его когда-то носил слуга, оставляя руки свободными.