Гней Гилденхом Артур Грин
Шрифт:
За семь лунных долей можно столько успеть…
Днем Лайк слишком долго смотрел на небо, а вечером слишком рано лег спать. Слишком рано ложиться спать, как известно, не свойственно природному селентинцу. По вечерам природный селентинец спрашивает Луну о своей участи.
Нынче Лайку многое не нравилось. Ему не нравились ярки. Ему не нравилось, что в Верхопутье мы пришли 14-го селентина, а 16-го уже отчаливал «Цветок». И само собой, ему не нравилось, что скоро новолуние.
Луна стала узкой. Доля Вэйборна — последняя
Порассуждать перед сном — любимое занятие природного селентинца.
Я попрощался с ночью и отправился спать. Возле молельни Лайка я задержался и прислушался. Некоторые рыцари бормотали во сне, стремясь удержать губами скользящие мотивы молнии, я слыхал такое не раз. Но Лайк шептал нечто иное.
Я стоял, слушал и никак не мог разобрать. Наконец, я понял.
— Уходить… Уходить… Уходить… — сквозь сон шептал Лайк Александр.
Ночь. Лето. Влажные ароматы ирисового…
Я открыл глаза и спросил себя: «Почему я проснулся?»
Неужели опять? Неужели это входит в цикл обучения и пробуждения отныне будут только такими?!
— Гилденхом! — позвал Лайк.
Я вскочил.
Он стоял в дальнем темном углу.
— Идем. Я хочу, чтобы ты слышал.
Мы вышли на террасу и тихонько спустились вниз по лестнице.
Храм был совершенно пуст, небо вбирало его в себя. Я думал о пустой чаше.
Лайк приблизился к подножию цветка. Дверь отворилась. Он вошел.
Я помедлил — и ступил за ним.
Тусклый фонарь освещал фигуру жреца. Не сказав ни слова, жрец развернулся и двинулся вверх по винтовой лестнице. Свет фонаря позволял с трудом разбирать ступеньки.
Мы поднимались все выше. В сущности, это была та же башня, только очень узкая. И обитатели ее были уверены: им не придется защищаться. Никогда.
О Луна, неужели сейчас я поднимусь в чашу?!
Жрец остановился.
— Сюда! — он указал фонарем.
В стене зияло малюсенькое окошечко. Я стал точно под ним, оно оказалось на два-три пальца выше макушки.
— Так, — сказал жрец.
Он потушил фонарь.
И вдруг я услышал молнию! Чаша не была пуста, ее жрец не спал. Молния не ревела, не пела, не разрывала воздух, рождая ярость и бросая в атаку, нет — впервые молния звучала тихо.
Жрец смотрел в окошечко надо мной, я чувствовал его взгляд.
Мою голову соединяли с Луной незримые нити, только узенькое отверстие в стене пропускало их через себя. Каждый торн, сорвавшийся со струн молнии, ощупывал их ласково и бережно.
— Это рыцарь, — сказал жрец.
Его резкий голос оборвал волшебство.
Лайк засмеялся.
— Отойди, Гилденхом.
Он встал на мое место.
— Новое учение предписывает брать пробу крови, — сказал он.
— Жрецы Храма не
— Гилденхом не одет в форму, — сказал Лайк, — но он рыцарь.
И вновь родился невесомый, прозрачный звук. Кто бы мог подумать, что молния способна быть еще и такой?! Я слушал, и мне казалось, что сама Луна спустилась ко мне, только ко мне, специально для меня…
— Это герой, — сказал жрец.
Около минуты было темно и тихо.
Голос Лайка пришел вкрадчивым созвучием тишины:
— Жрец, есть ли еще руны в мире?
Жрец промолчал. Сверху сказали:
— Руны еще есть.
— Где?
Никто не ответил.
Лайк отстегнул от пояса мешочек.
— Вот карта, — сказал жрец.
— Спрашивай! — добавили сверху.
— Хнумы, — произнес Лайк. — Как драться с хнумами?
Жрец молчал.
Лайк изменил вопрос:
— Почему нет комплекса против хнумов?
— Хнумы не имеют оружия.
— Они истребили армии рыцарей!
— Побежденные хнумами умирали от собственного оружия.
— Как?
— Ты убиваешь хнума или убиваешь себя.
Лайк подумал.
— Откуда взялись ярки?
— Жрецам Храма открыты тайны боя. Тайны стратегии скрыты от жрецов Храма.
— Тебе нужен Храм Оракула, — сказали сверху. — Но знай: он далеко.
— Мне не нужен Храм Оракула, — сказал Лайк. — Знайте: война близко.
И он пошел вниз. Стараясь не упасть в темноте, я спускался за ним.
До утренней молнии оставалось не более двух часов. Такой, как сейчас, молния уже не будет. Утром она станет жесткой и агрессивной.
Я засыпал, пытаясь сохранить в себе ее нынешний звук.
Руны…
Руны — это ведь тайное знание. Что такое руны, зачем они? Кто может познать руну? Вот я и к тайному знанию стал причастен. С ума сойти… Само слово «руна» для меня всегда означало что-то высшее, недоступное. Откуда оно?
Квинт Арета сказал: «После полнолуния пойдем вместе!» А ведь он сейчас спит и ничего не знает о рунах. Вообще хорошо бы после полнолуния пойти вместе. Что мы станем делать, пройдя Храм? Нельзя же просто так вернуться в Златоград, сначала хорошо бы совершить нечто. Прочесать восток, например. И идти рядом с Квинтом Аретой, с Лайком, с другими рыцарями — вот будет отряд! И только потом, с той стороны пролива вернуться в Позолоченный Дом.
А может, мы встретимся с хнумами и вступим с ними в бой? Что за война грядет? С кем может быть война, если не с хнумами? О них ничего не известно… Хотя нет, что-то известно: что их мало, что всего два замка под серым знаменем, что сил для войны у хнумов нет. Что дикари они, дикари хуже варваров, и в расцвете своем были дикарями; что последний хнум в пределах Королевской Республики появлялся лет двадцать назад. Неужели избитое племя осмелится дерзнуть?!
Кстати, я только теперь вспомнил: перед тем как Лайк меня разбудил, я видел какой-то сон. Какой же? Я так редко вижу сны, очень жаль упускать этот… Сон мог бы дать хороший совет… Какой же сон я все-таки видел…