Гнездо над крыльцом
Шрифт:
Однажды в Казахстане я видел, как охотники, окружив озеро, на середине которого плавали тысячи гусей, старались выстрелами напугать птиц, чтобы те взлетели: авось налетит какой-нибудь на верный выстрел. Но гуси не взлетали. Наоборот, на озеро опускались все новые косяки, дразня охотников. Сгрудившись огромным пятном на середине озера, они остались там ночевать вместо того, чтобы лететь еще несколько десятков километров до другого подходящего места. К ним и уток пристроилось немало. А охотники поужинали консервами под гогот невидимых в темноте стай.
Но вот запрет на охоту вышел, и уже много лет на пруду не звучат больше выстрелы. Теперь
В Анновке за полчаса можно узнать о семейном поведении лысух столько, на сколько не хватило бы целого сезона в заповеднике. И не надо ни маскироваться, ни мокнуть в воде, ни спасаться от комаров. Сидя на мягком ковре гусиной лапки, без бинокля можно наблюдать, как черные птицы подстраивают гнездо, как сменяют друг друга на яйцах. Лысуха обычно прячет гнездо в зарослях — и от человека, и от ворон. А тут, на открытой воде, там и сям темнеют гнезда-плотики. Нет, значит, вороньей опасности.
Когда у лысух вылупились птенцы, одна пара водила свой выводок около самой плотины, где была узенькая полоска рогоза. Казалось, что лысухи надеялись на косвенную помощь людей, на то, что их враг, поселившийся в крепи, — камышовый лунь — остережется подлетать близко к берегу. Хищник и правда далеко от тростников не отлетал.
Лысухи, разные утки и кулики, цапли и крачки, обычные в наших местах, быстро привыкли к людям, и люди привыкли к многочисленному, разноперому обществу, которое без конфликтов уживалось с домашней птицей. Разве что лунь иногда подворовывал исподтишка утят, но, кажется, понимал, что увлекаться этим нельзя.
Издавна знали эту воду лебеди-шипуны, но из-за осторожности или стороной облетали, или опускались на пруд и покидали его ночами, выдавая себя лишь свистом сильных крыльев. Но рано или поздно должны были поверить царственные птицы, что и они встретят в Анновке такое же доброе отношение, как и другие дикие птицы. Так в конце концов и произошло. Но далеко не всем здешним обитателям пруда лебяжье соседство пришлось по душе.
Первым, на что мы обратили внимание, въехав в село в мае 1985 года, был одинокий шипун на чистой глади пруда. Прежде в эту пору на воде места свободного не было, а тут один-единственный лебедь. Вдали на воде темнели птичьи силуэты, а на нашей стороне толпились на берегу табунки белых и пестрых домашних гусей с гусятами. Им тоже хотелось на воду, но взрослый шипун — это не гусак-задира из соседней деревни, которому можно для острастки задать по-свойски трепку, разрешив после этого пожить на пруду. Новосел успел нагнать на гусей такого страха, что они осмеливались подходить к воде лишь для того, чтобы наспех напиться. Даже если бы они, объединившись, все восстали против деспота, вряд ли им удалось бы вернуть право свободно пользоваться своим прудом. Их воля и решимость были сломлены силой пришельца, который в одиночку завладел чуть ли не третьей частью пруда, выдворив с него гусиное стадо.
Взрослый лебедь осторожен на ничейной воде, а на гнездовом участке он безрассудно смел и не желает, чтобы поблизости ходили или плавали те, кто может побеспокоить насиживающую самку. Когда мы, намереваясь сфотографировать его поближе, стали подъезжать на автомобиле к воде, он вышел на берег и с угрожающим видом пошел на «Ниву». А очевидцы рассказали, как этот лебедь заступил дорогу грузовой машине и трактору, не обращая внимания на фырканье моторов и сигналы, которыми шофер и тракторист пытались согнать его с пути. Пришлось им объезжать лебедя у самых домов.
Но из-за обмеления, отсутствия родников, частых засух и малоснежных зим анновский пруд чувствует себя всех хуже и в иные годы к середине лета перестает существовать. Для водоплавающих птиц это потеря и безопасности, и корма. А те из них, которые начали линять, не предвидя такого оборота событий, попадают в безвыходное положение. Селезни красноголовых нырков беспомощно толпятся на жалкой лужице: и улететь не могут, и ходоки из них никудышные.
Шипуны, у которых уже подрастала пара птенцов, сообразили, что надо уходить к глубокой воде, и в одну из ночей исчезли. Они тоже не могли улететь: крылья были только у самца, а у самки из них уже выпали перья. У птенцов же еще не выросло ни перышка. Как и сколько шагали они через село, сад и поле, никто не видел. Лис было много в округе: они даже днем рыскали, не таясь. Но что может против двух шипунов, защищающих своих детей, даже самая смелая и сильная лиса? Если она по незнанию или безрассудству и попытается напасть, убить, может, и не убьют, но урок дадут хороший.
Анновская пара шипунов не была парковыми птицами, уже гнездившимися где-то в подобных условиях под строгой охраной. Скорее, в доброе отношение человека они уверовали на южной зимовке у приморского города, где в сильные морозы жители кормят диких лебедей из рук.
Сомнений, что лебеди прижились в Анновке, нет. Со временем они начнут приходить за кормом. У анновцев есть чему поучиться в таком высоконравственном деле, как охрана диких животных. А их самих этой любви научила природа, без лекций и бесед. Может быть, они и не считают свой пруд достопримечательностью, не видят повода для особой гордости, но я навещаю его только ради того, чтобы с восхищением полюбоваться непугаными птицами, у которых вокруг одни защитники.
Подобное отношение к пернатым новоселам я наблюдал еще в Рыкани, тоже старинном селе Подворонежья, и о нем мне хочется рассказать подробнее.
Пара аистов появилась в Рыкани весной 1979 года и сразу же облюбовала для гнезда безглавый купол древней церкви. Никто не помнил здесь этих птиц, но их узнали по картинкам. Чета учителей-пенсионеров М. Г. и П. М. Ениных, чей дом стоял против церкви, взяла доверчивых новоселов под свою опеку. Мария Григорьевна написала письма всем охотникам-односельчанам, большинство которых прежде были ее учениками, с просьбой, чтобы берегли и не пугали аистов. До этого у соседнего села в поле как-то нашли убитую птицу, а в другом месте аистов встретили выстрелами.
Когда аист собирал на сельской улице ветошь для гнезда, колхозные шоферы останавливали у енинского дома машины, сигналили и просили: «Мартыныч, прогони своего долговязого с дороги!». За одно лето птичья семья приобрела популярность: о ней написали в газетах, ее сняли для телевидения. За аистами было легко и интересно наблюдать. Доброжелательность взрослых передалась и детворе. На следующую весну аистов встречали, как своих. Ждали, что с ними прилетят и другие, и на высоких деревьях соорудили помосты для гнезд.