Гниль
Шрифт:
В общем, сегодня долгожданный понедельник. День начинается идеально. Проснулся я, уже ожидая, что ждёт меня сегодня.
Я поднялся с постели и направился в душ. Проходя через коридор, я увидел конверт, видимо, просунутый под дверь. Я поднял его, но прочитать не было времени. Положил его на полку возле зеркала, где лежат ключи – чтобы не забыть его, открою на работе.
Принял душ, почистил зубы. Оделся, причесался. Сегодня я должен выглядеть идеально. Сегодня меня, я уверен, ожидает повышение до заместителя генерального директора. Я должен выглядеть лучше всех; лучше, чем когда-либо!
Оделся.
Вызвал такси. Доехал до работы. Мои подчинённые здороваются со мной.
Ещё лет пятнадцать назад я дал себе чёткое указание: карьера и уровень заработка – важнее всего. Интересы, хобби, увлечения, которые не приносят прибыли – полная чушь. Даже если тяжело от них отказаться, то нужно приложить все усилия, но отказаться суметь. Нет смысла в каком-либо деле, если дело это не приносит прибыль. И вот поэтому я сегодня в чудесном настроении. Я практически достиг вершины своего идеала: с минуты на минуту я стану замом гендира. О, я так счастлив!
Так, надо выйти покурить. Выхожу из офиса, из бизнес-центра. Лезу в карман за сигаретами… Конверт. Тот самый. Тот самый, который я обнаружил утром около двери. Ох, эти поздравления. Открою позже.
После обеда я ждал, когда меня ж, наконец, вызовут для того, чтобы сообщить мне о повышении. Но меня так и не вызвали. Затем: два часа дня, три часа дня. Не вызывают. Я начинаю нервничать. Беспокоиться. Обо мне забыли?
Четыре часа дня, пять часов дня. Через час заканчивается рабочий день. Неужели повышение переносится? Я на нервах.
Пора домой. Руководители давно разошлись. А я всё ещё на что-то надеюсь. Да, перенесли повышение. Сегодня просто было много дел. Повышение будет завтра.
Руки трясутся. Пора домой. Хватаю с вешалки пальто. Падает. Поднимаю. Вижу на полу то самое утреннее письмо. Надо открыть. Я был уверен, что в нём поздравления от сотрудников и подчинённых; да, это два абсолютно разных для меня класса людей.
Открываю конверт. Сложенный лист А4. Разворачиваю. Вижу огромную чёрную надпись:
«ТЫ ШПРОТ.»
////////////////////////////////////////////////\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\
||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\////////////////////////////////////////////
Мрамор
Когда идёшь по платформе, вдоль которой удаляется поезд по направлению твоего движения, кажущийся чем-то вроде стены, какой-то надёжной опорой, пусть и движущейся, а потом вагоны заканчиваются, – поезд исчезает окончательно, – на его месте вдруг образуется пропасть, в которую, кажется, вот-вот упадёшь, и затем неминуемо будешь намертво раздавлен следующим поездом. От этого каждый раз страшно.
И заодно мгновенная потеря ощущения безопасности вызывает в голове некий стресс. Эти, резко нахлынувшие, чувства смешиваются, временами вызывая дикое беспокойство внутри. От этого беспокойства иногда становится трудно дышать, вплоть до того, что начинаешь задыхаться. Воздуха упорно не хватает; хочется поскорее покинуть платформу, выбраться наружу. Но вместо этого стоишь, как вкопанный, и держишься за грудь, учащённо дыша и упёршись взглядом в пол; а точнее, никуда, так как глаза полностью расфокусированы и не могут ни за что зацепиться. Мысли рассеяны. Их будто и нет. Ноги становятся ватными. Страх окутывает сознание полностью.
Паника! Паника! Паника!
«Что это с ним?» – Подумает про себя кто-то из прохожих. А кто-то открыто обменяется предположениями со своим спутником. Или с кем-то из прохожих. Или просто выскажет своё предположение вслух – потому что не имеет манер, вследствие чего не умеет промолчать.
Как правило, все эти предположения неправильные. Но в этом нет никакой человеческой вины. Разве может хоть кто-то предположить, что человек задыхается лишь потому, что поезд покинул платформу, заставив его этим потерять всякое ощущение собственной безопасности и практически лишив возможности нормально дышать. Очевидно, что нет.
А человеку тем временем становится всё хуже. И вот он уже упал на колени. Дыхание становится реже. Кто-то суетливо звонит в «скорую». А несчастный тем временем совсем перестаёт дышать и плавно расстилается по мраморному полу метрополитена животом вниз. Глаза закрываются. Человек умирает.
Довольно глупая смерть.
////////////////////////////////////////////////\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\
||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\////////////////////////////////////////////
Исповедь алкоголика
Утро. Чёртово, блядь, утро. Тонкие полупрозрачные шторы не спасли, и надоедливое солнце ударило меня в лицо. Я ещё не до конца осознал, что проснулся и что я это я. Сознание мечется в страшной агонии, требуя хоть какого-то утешения. Требуя спасения от вновь нахлынувшей реальности.
Вот бы не просыпаться. Вот бы не выползать из постели. Но похмелье и ещё кое-что более страшное, называемое отрезвлением, вынуждают меня скинуть с себя одеяло, подняться, одеться и, даже не умывшись и не почистив зубы, выбраться на улицу. Выбраться для того, чтобы разжиться очередной порцией спиртного, распрощавшись с очередной частью заработной платы.
И вот я иду по улице. Ноги подкашиваются. Перед глазами в основном метель, несмотря на то, что город укрывает довольно стойкий и безветренный летний день.
В душе агонизирует стыд за моё состояние, но привязанность к алкоголю очередной раз переборола какие-либо рамки приличия и угнетающее чувство стыда. Мне нужно выпить. Мне срочно надо упиться в край, иначе день рискует превратиться в бессмысленно прожитый отрезок отведённого мне времени.
И вот я иду. Куча прохожих. Их не меньше миллиарда. И меня не сильно прельщает возможность заглядывать им в глаза. Они бесят меня. Каждый встречный индивид пробуждает во мне ненависть. Ненависть ко всей человеческой расе, включая меня.