Гниль
Шрифт:
Он попытался улыбнуться, но у него это не получилось — лицо стало непослушным, чужим.
— Бесс… — повторил он. Получилось так тихо, что, должно быть, она и вовсе его не услышала.
Потом боль исчезла.
Темнота уже была рядом, Маан чувствовал ее присутствие. Она готова была упасть на него тяжелым непроницаемым бархатом и скрыть от всего. Она ждала, когда он будет готов к этому. Там он сможет наконец отдохнуть. Сейчас ему как никогда нужен отдых.
Она смотрела на него не мигая, жадно ловя его затихающее дыхание. Не выстрелит — понял он. Не сейчас. Она хочет увидеть, как он умирает. Как испускает дух чудовище, погубившее их семью, отвратительное и жестокое, принявшее человеческое обличье.
И она увидит это.
«Я так и не сказал ей, — подумал он с грустью, — Не нашел слов».
Сейчас он уже не помнил, что собирался ей сказать, о чем. Помнил лишь это ощущение упущенной возможности. И это было единственное, о чем он сожалел, ощущая, как
тело погружается в стылую, невидимую снаружи, тень, которая разрасталась в его внутренностях с каждой секундой.
Мир расплылся до такой степени, что единственное, что он видел — лицо склонившейся над ним Бесс. Но сейчас все остальное Маана и не интересовало. Он попытался собрать оставшиеся силы. Их оказалось так мало, что не хватило бы и на то чтоб пошевелиться. Но их могло хватить на несколько слов. По крайней мере, он должен был попытаться.
И у него получилось.
— Извини… — прохрипел он, — Извини меня, малыш.
Мир поблек и стал медленно тухнуть, делаясь блеклым, прозрачным и пустым, как наполненный кристально-чистым воздухом огромный стеклянный шар. Маан вдруг ощутил, как в этой пустоте зарождается что-то новое, какое-то невидимое течение, которое увлекает его глубже и глубже, в непроглядную темную топь, затапливающую его мысли. Там, за ней, тоже что-то было, что-то очень важное, что-то, что он должен будет понять и почувствовать.
Возможно, там его ждет новый мир. В котором он наконец сможет отдохнуть.
Маан закрыл глаза.