Гобелен судьбы
Шрифт:
– Погляди, какая нарядная, – старик пристукнул ногтем по крышке, свечка выпустила ярко-жёлтый огонёк. Пристукнул другой раз, огонёк сделался рыжим, пристукнул третий – алым, ещё разок – и все цвета по очереди стали сменять друг друга.
– Чудеса, – протянул Никола.
– То-то же! А в ночи она ещё и светит ярко. – Захар и сам засиял. – Это я к празднику соорудил. Смена года уж не за горами. Берёшь?
– Сколько за такую? – Никола зашарил по карманам в поисках колобашек.
– Обожди, – старик отобрал у Николы свечу и поставил на землю. – Отходь
Пламя разгорелось, потянулось к самому солнцу и обдало Николу теплом, не хуже большого костра.
– Кошкин-йод! – подпрыгнул он. – Ну ты и мастер, дед Захар, чего только ни придумаешь!
– А то, – расплылся дед в улыбке, показав по два передних зуба сверху и снизу да оголённые дёсны на месте остальных. – Ну, берешь? – Дюжина колобашек за обе вещицы.
Никола выгреб из карманов горстку деньжат, пересчитал.
– Только десять, – скис он.
Дед сощурился, смешно скосил глаза.
– Ай, ладно, – махнул он рукой. – Хороший ты парень, бери за десяток.
– Спасибо! – просиял Никола. – А ты, дед Захар, приходи на обед в харчевню, мать тебе пирога на мой должок нарежет.
– А чаво у ней в начинке?
– Картошка да квашенная капуста.
– Капустка – это хорошо, – причмокнул дед. – Загляну. Будь здоров!
– И ты не хворай!
И разошлись каждый по своим делам.
По дороге вертел Никола в руках свечку да крынку со сметаной. Думал о старике Захаре, о его огоньках, об отце с его листьями, о матери с её молоком. Попробовал даже поговорить со сметаной, а чего толку? Поводил руками над опавшими листьями, позвал их – лежат себе, будто мёртвые, внимания не обращают. Постукал пальцами по лампадке, огонёк заплясал разноцветными язычками – работает, да только так ведь и должно быть – любой так сможет, а вот изготовить такое лишь Захару под силу. Чего же я могу, думал Никола, чего другие не сумеют. И не придумал ответа. Приуныл. Разложил покупки по карманам, да дальше в путь.
Дом, куда стремился Никола, показался из-за поворота. Из приоткрытой калитки вышагнул серый пушистый кот, взглянул на гостя ленивым взглядом, мяукнул.
– Привет, хозяин, – улыбнулся Никола и вошёл.
Две кошки-пеструшки гоняли птиц по двору, большой рыжий кот щурил на солнце медовые глаза.
– Кошкин-йод!
Никола едва не потерял равновесие – дымчатый малец с боевым мявканьем чуть не угодил под ноги. Никола обернулся в след котёнку. Тот влетел в забор, забил лапами, сражаясь с чем-то невидимым, встал в боевую стойку – лапы нарасшарагу, хвост трубой и замер. Через секунду выпрямился и рванул к дому – уши торчком, а в зубах – серая добыча.
– Ты-то мне и нужен, разбойник, – усмехнулся Никола и следом за котейкой вошёл в дом.
У окна крутила колесо прялки женщина. Седые волосы выбились из-под платка и торчали, подобно хлопьям шерсти на кудели. У печки сидела румяная девица. Пальцы её танцевали над шерстяным полотном, спицы звякали, сталкиваясь носами. Нитка тянулась к скамье и пряталась в ведёрке, чтобы клубок не укатился. Рядом сидел рыжий пушистик и не сводил глаз с крутящегося мотка. Осмелев, сунул лапу, но хозяйка шикнула, и он одёрнулся, прижал уши.
В печке потрескивал огонь, под колючей шапкой у Николы сильнее зачесался лоб.
– Здравы будьте! Валентина, – он поклонился вязальщице, затем и пряхе. – Тётя Клава.
Серый охотник проскочил мимо его ног.
– Доброго светлого, – отозвались женщины.
Котёнок сложил к ногам девушки добычу и гордо взглянул на рыжего сородича. Тот же нисколько не стушевался, а лишь воспользовался ослабшим вниманием хозяйки и сунулся в ведро с пряжей.
– Молодчина, – похвалила девушка кота и обратилась к гостю, – уже пятая за сегодня.
– Мне б такого помощника, – сказал Никола. – Не хочет ли он ко мне перебраться?
Котёнок взглянул искоса, будто задумался, потом шагнул к мышке, подцепил зубами и переложил к ногам Николы.
– Это не похоже на отказ, – усмехнулся Никола и наклонился к малышу.
Ладонь коснулась нежной шёрстки, под пальцами разошлось тихое клокотание.
– Отпустишь со мной?
– Чего ж не отпустить? – пожала плечами девица. – У нас мышеловов хватает, сам знаешь, а то б не к нам за помощником шёл.
Хозяйка глянула на рыжего, тот уже зацепился коготками за моток.
– Брысь!
Котёнка и след простыл, а спасённый клубок вернулся на место.
– Верно, – согласился Никола и поставил крынку со сметаной на стол. – А это лакомство для вас да для зверюг.
Девушка улыбнулась.
– А чего это лоб у тебя раскраснелся? Шапка-то из крапивы, что ли, связана? Дай-ка, – она протянула руку.
– Из крапивы, из репья, – промямлил Никола, – кто ж её знает, да только кусается.
Девушка приложила шапку к щеке, поморщилась. Потом приблизила к губам и зашептала, как подружке на ушко.
– В следующий раз моё вязание бери, оно не колется, – она вернула шапку, ставшую заметно мягче.
– Вот спасибо! – просиял Никола. – Я-то думал, ты с кошками говоришь, а ты вон чё – шерсть заговариваешь!
– С кошками-то у меня беседы, как у всех – накормить да за ушком почесать. А вот с шерстью – тут уж я говорю, а она будто слушает и подчиняется, да к тому же слова, словно живые, сами с губ слетают, я и придумать-то их не успеваю.
– Ничего, научишься, – донеслось сквозь жужжание прялки. – С даром сжиться надобно, чтоб он не только с губ слетал, но и мысль твою доносил.
– Эх, мне бы со своим даром хоть разочек свидеться, – вздохнул Никола. – Я бы сжился так сжился!
– Всему своё время, – подбодрила девушка. – Отыщешь свой дар, никуда он не денется. Мой тоже недавно только показался. Седмицы две тому назад.
– Не денется, говоришь, – закручинился Никола, – как бы я сам куда-нибудь не делся. А то ведь как пустое место. Возьму так однажды да растаю, испарюсь, и разнесёт меня ветер по полям. Какой от меня тогда прок? Вот бы познать себя наконец да пользу начать приносить.