Гобелен
Шрифт:
– Давай, Джейн, учись думать как женщина, которая слыхом не слыхивала об эмансипации. Вспомни: на дворе начало восемнадцатого века. Ты теперь Уинифред – преданная жена, скромница, благовоспитанная дама; ты не знаешь ни единого грубого слова!
Раздался тихий стук в дверь.
– Уинифред, милая, к тебе можно?
Это была Сесилия.
Джейн пошла открывать. За ней влачился тяжелый шлейф необъятной робы; тугой корсаж, снова тщательно зашнурованный, сдавливал ребра. Угораздило же попасть именно в эту эпоху, досадовала Джейн; нет чтобы оказаться в конце восемнадцатого века, когда платья
– Бедняжка, совсем извелась. По крайней мере, об Анне можешь не волноваться.
Про Анну Джейн вовсе не думала с того первого момента, когда в ее разум вторглись воспоминания Уинифред.
– Ни об Анне, ни о Вилли я не волнуюсь, – заверила Джейн, очень кстати вспомнив имя мальчика. – Ведь оба они под защитой людей, которые их любят. Все мои тревоги направлены на моего супруга и повелителя.
Удивительно, как легко приходят на ум подобающие слова!
– Ты написала письмо в Лондон, к миссис Миллс?
Джейн немалого труда стоило не улыбнуться очередному воспоминанию.
– Да, вот оно, – сказала Джейн, подходя к бюро, за которым она еще недавно мучилась с гусиным пером и чернильницей, радуясь, что в детстве занималась каллиграфией. Что интересно: стоило ей открыться для Уинифред, как появились и навыки писания пером, и ничего сложного Джейн в этом деле уже не видела. Сами собой приходили на ум вежливые обороты эпистолярного жанра. Джейн боялась только, что у миссис Миллс не найдется свободных комнат.
– Гонец уже здесь. Давай же письмо, я его отнесу.
– Мы можем поспеть в Лондон раньше письма, – вслух размышляла Джейн.
– В такой-то снегопад? Нет, лично меня погода не страшит. Надеюсь, кто бы ни прибыл в Лондон раньше – мы или гонец с письмом, – это никак не повлияет на успех задуманного нами.
Джейн кивнула.
– Спасибо тебе, дражайшая Сесилия. Не представляю, что бы я без тебя делала.
Сесилия улыбнулась, стиснула пальцы Джейн.
– Отдыхай, душенька. Сейчас распоряжусь, чтобы тебе принесли кружку поссета.
– Только без пряностей, – поспешила вставить Джейн, радуясь, что и тут мысли Уинифред пришли ей на помощь.
– Разумеется. Яйцо, патока, мускатный орех и молоко, ничего больше. Обещаю. Этот напиток поможет тебе уснуть.
– Когда мы выезжаем?
– Послезавтра. Чарльз велел готовить экипаж и уже наставляет кучера, который нас повезет.
– Очень хорошо. Надо будет поблагодарить доброго Чарльза. Спокойной ночи, Сесилия.
Джейн с радостью освободилась от неудобной робы и надела ночную сорочку из хлопка, с изящной вышивкой, застегнув бесчисленные пуговицы. Служанка еще несколько часов назад положила в постель грелку, так что сырость простыней Джейн не грозила. Огонь в камине почти догорел, холод скребся в рамы крохотных окошек. Джейн задумалась о путешествии с севера на юг, что предстояло ей так скоро. К счастью, в детстве она училась верховой езде; с другой стороны, этому учили всех воспитанниц частных школ, расположенных в сельской местности. Джейн хорошо скакала верхом, но как же она радовалась сейчас при мысли, что в Лондон ее повезет экипаж!
Джейн скользнула под перину, со вздохом приятного удивления
В считаные секунды Джейн стряхнула расслабленную сонливость, которой так жаждало ее тело, и бросилась вниз по лестнице, нимало не заботясь, что волосы у нее распущены, а на плечах – лишь захваченный в спешке пеньюар. Джейн даже не обулась и теперь высматривала чьи-нибудь ботинки и одновременно выкликала имена своих друзей. Все трое выскочили из гостиной, лица их были встревожены, а лицо Чарльза носило еще и отпечаток стыда за неодетую невестку.
– Уинифред! – воскликнула Мэри. – Что стряслось?
– Прошу прощения, – начала Джейн.
– Горячка снова мучит тебя, да? – спросила Сесилия, бросаясь навстречу подруге.
– Нет, нет. Простите, что причиняю вам беспокойство. Завтра я должна ехать в Терреглс.
Поскольку все трое выглядели потрясенными, Джейн поспешила объяснить свое решение.
– Ты совершенно права, Уинифред, – объявил Чарльз. К слову, без своего гигантского парика, в одном жилете и бриджах, с расстегнутым воротом сорочки, он выглядел куда привлекательнее. В руке Чарльз держал рюмку хереса. – Тебе следует выехать завтра. Нельзя терять ни секунды.
– Дорогая, успеешь ли ты собраться к утру? – спросила Мэри.
– Я бы выехала хоть сейчас, будь это позволительно, – отвечала Джейн.
– О нет, сейчас слишком опасно. Я распоряжусь, чтобы экипаж подготовили к рассвету. Тогда на вечерней заре ты будешь уже в Терреглсе, – заверил Чарльз.
Джейн взглянула на Сесилию, та ответила ободряющим кивком.
– Спасибо, дорогие мои. – Джейн подавила зевок, напомнивший ей, как она измотана. Знали бы эти трое, какое путешествие у нее за плечами! Джейн смущенно улыбнулась и прошептала: – Доброй ночи!
Уильям Максвелл сгорбился в тесной камере. Думы о собственной судьбе тяготили его душу. Лорды-якобиты разделены; неужели, по мнению Короны, они представляют опасность, даже заключенные в Тауэр? Уильям усмехнулся. Кампания по возвращению истинного короля, приверженца католической веры, полностью, безнадежно провалена.
Уильям понимал: и граф Мар, и сам король-изгнанник, во имя которого они сражались, скорее всего, счастливо избегнут тяжелой участи, в то время как благородные смельчаки с шотландской границы, а также якобиты-англичане примут на свои головы ярость английского монарха в полном объеме. Уильям старался гнать эту мысль, но она прорывала кордоны. В конце концов Уильям смирился: да, вероятнее всего, он распрощается с жизнью в угоду королю Георгу.