Гоблин – император
Шрифт:
— Мы всегда готовы исполнить свой долг, Ваше Высочество.
Ее голос, довольно низкий для женщины, прозвучал в пустоте приемной, как звон похоронного колокола.
Майе, красному от смущения и несчастному, оставалось только отпустить их, как Дач'осмин Чередин отпустила его.
Теперь этот брак маячил перед ним как надвигающаяся катастрофа, но несмотря на свои черные мысли, а может быть, даже благодаря им, Майя был рад предоставить аудиенцию Арбелан Драхаран, когда она прислала письменный запрос. Он пригласил ее в Черепаховую гостиную, и великолепный реверанс, которым бывшая Императрица приветствовала
Он пригласил ее сесть и, заняв свое привычное кресло, спросил:
— Что мы можем сделать для вас, Арбелан Жасани?
Она успела замаскировать фырканье кашлем и ответила:
— Вы не должны именовать нас чужим титулом, Ваше Высочество. Мы не Жасани.
— Вы были женой нашего отца. Вы были Арбелан Жасан.
— Тридцать лет назад. И называя нас Жасани, вы ставите под сомнение собственное положение. Вы сами это знаете.
— Да, — согласился Майя. — Но тем не менее, мы хотели бы оказать вам честь.
— Ваше Высочество очень милостивы, и мы ценим это. Но ведь ваша мать тоже была низложена, разве нет?
Этот вопрос был формальность, они оба знали ответ.
— Да.
Она сложила руки перед грудью и медленно склонила голову: старомодный жест уважения и скорби.
— Варенечибел убивал забвением, как лютой стужей.
Некоторое время они молчали, думая о Варенечибеле IV, затем Арбелан произнесла:
— Ваше Высочество, мы хотели бы осведомиться о ваших планах относительно нас.
— Мы не могли строить никаких планов без вашего согласия. Вы хотите вернуться в Сеторею?
— Благодарим вас, нет, — решительно ответила Арбелан. — Но… значение имеет только ваше желание, не так ли? Мы принадлежим Дому Драхада.
Под этими словами она имела в виду, что связана с Драхада не только браком, но как и другие жены Варенечибела, живые и мертвые, как его дочери, невестка, и несчастная невеста его третьего сына, является живой собственностью Дома Драхада. Она в буквальном смысле была имуществом Майи, и он волен был поступить с ней, как захочет.
Неудивительно, подумал он, что Шевеан ненавидит его, Сору презирает, а Ведеро относится с недоверием и скептицизмом. Нет ничего странного, что Четиро Чередин не желает дать ему ничего, кроме долга и формальной вежливости. Ему всего восемнадцать, невежественный и неискушенный, он не имел права распоряжаться чужими жизнями.
— Арбелан Жасани, — подчеркнуто вежливо сказал Майя, — мы не можем задать подобный вопрос нашей матери, и это печалит нас. Но в память о нем мы спрашиваем вас: что вы хотите делать?
Она рассматривала его, ее лицо было совершенно бесстрастно. Потом она серьезно склонила голову.
— Если вы не возражаете, Ваше Высочество, мы хотели бы остаться в Унтеленейсе. После стольких лет отсутствия у нас не осталось другого дома, а возвращаться в Сеторею мы не хотим.
— Тогда добро пожаловать в Унтеленейс.
— Мы благодарим вас, Ваше Высочество, — сказала она.
— Не могли бы вы?.. — Он замолчал, чувствуя, как его лицо заливает краска.
— Все, что в наших силах, Ваше Высочество. Вы знаете, вам достаточно только приказать.
— Нет, не так, — сказал он. — Это вовсе не… это не приказ.
Ее брови поползли вверх. Когда Осмин Дашенин показалось, что он не сможет услышать ее, она назвала Майю мямлей. Одного взгляда на Телимежа было достаточно, чтобы понять: это не в первый раз. Майя впился ногтями в ладони, заставил себя выровнять дыхание и произнес:
— Мне было бы приятно, если бы вы согласились ужинать с нами. Один раз в неделю, например?
Она была явно поражена, а поразить леди возраста Арбелан Жасани было немалым подвигом.
— В этом нет ничего неприличного, — поспешно заверил он. — Как вы сами сказали, вы вдова и принадлежите Дому Драхада…
— Ваше Высочество, — сказала она, и в ее голосе прозвучало нечто, чему он не мог подыскать названия, — для нас это и радость и честь.
Это было утешением, небольшим, но все же утешением: в один из семи вечеров ему не нужно будет смотреть в холодные бледные лица и встречаться с пронзительными взглядами придворных. А Арбелан Жасани, благодарная ему за помощь, не станет разность слухи о его неловком молчании и неуклюжих попытках поддержать разговор. Приняв его приглашение, она легко и властно приняла на себя все сложности ведения светской беседы, изящно обходя подводные камни и предупреждая заминки, так что Майя невольно спрашивал себя, какой она была во времена своего правления, пока ее тело и ее муж не предали ее. Хотя обе стороны соблюдали молчаливый уговор не говорить о своих отношениях с Варенечибелом, она рассказывала Майе истории времен своей молодости и описывала нравы двора при отце Варенечибела, Императоре Варевесене. Эти рассказы, казалось, неизбежно приводили ее к рассуждениям о современном дворе, его маленьких войнах и коварных предательствах. Он понимал, какой ценный дар она предлагает ему, и внимательно слушал, неделю за неделей, пытаясь любым способом компенсировать свое невежество, единственное наследство отца.
Он заново оценил значение сплетен Сетериса, улавливал ньюансы и различия, иногда небольшие, иногда подавляющие, между официальными коммюнике двора и письмами Сетериса, полученными от Хесеро. Никогда не полагайся на сплетни, не раз внушал ему Сетерис, но и не игнорируй их. Таким образом, наряду с уроками Арбелан Жасани и лорда Беренара, Майя усваивал крохи информации о своей семье, которые приносили ему эдочареи, нохэчареи и Цевет: каждый в собственной интерпретации событий.
Именно Арбелан Жасани сообщила ему о неутихающем недовольстве Шевеан; именно Цевет заметил, что некоторые придворные в последнее время проявляют несвойственную им заинтересованность в законодательстве о наследовании; и именно Немер робко и неохотно сказал, что люди начинают поговаривать, что на трон должен был взойти Идра, сын Немолиса.
Майе оставалось только устало удивляться. Ни для кого в Унтеленейсе, а возможно и во всем Этувераце не было тайной, что Варенечибел предпочел бы увидеть своим преемником именно внука. Если бы Идра успел достигнуть совершеннолетия до смерти деда, он мог бы выступить против мямли дяди и почти наверняка победил бы.
Но Идре было всего четырнадцать; он не мог стать самостоятельным игроком в махинациях придворных, всего лишь пешкой. Тем не менее, в глазах всего народа он оставался единственным наследником Императора, вот почему инстинктивное желание Майи излечить высокомерие Шевеан по методу отца — пусть она демонстрирует свое недовольство в Исварое, или в Эдономее или в Сеторее — было невыполнимо. Да, он мог бы отослать ее, но тогда дети Шевеан должны были поехать с ней, и значит, он поступил бы с Идрой именно так, как поступил с Майей Варенечибел. Оторвать Идру от матери было бы слишком жестоко. А девочки, что делать с маленькими сестрами Идры в таком случае? Нет, это было невозможно. Эдрехазивар не хотел становиться Варенечибелом.