Год 1914-й. Время прозрения

Михайловский Александр Борисович

Николай демонстративно достал из внутреннего кармана пиджака часы и щелкнул крышкой.

– Знаете что, Сергей Сергеевич, - со вздохом сказал он, - пожалуй, мне пора обратно. А сейчас Мы бы предложили разделить обязанности. Мы с вами непосредственно займемся ведением войны, сортировкой генеральского корпуса и всем тем, что относится к делам настоящих мужчин, а мои старшие дочери, господин Ульянов и господин Джугашвили составят поэтапный план социальной реформы Российской империи. Это должны быть не голословные декларации, а четкий план: что необходимо сделать прямо сейчас, что в течение пары месяцев, что до Рождества, а что в течение двух-пяти лет. Я надеюсь, что ваши люди окажут им всю возможную

помощь. Краткосрочные планы придется утверждать мне - вы уж не обессудьте, разрабатывайте их как можно тщательнее, а долгосрочные Ольга будет воплощать сама, уже как императрица. Чтобы придать ее действиям официальный статус, я намереваюсь признать ее своей наследницей и соправительницей. Пусть народ и, как выражается Сергей Сергеевич, элиты пока привыкают к этой мысли. Когда-то мой собственный Папа примерно в том же возрасте пытался приучить к монаршему труду меня самого, но тогда что-то пошло не так; надеюсь, что моя дочь будет на этой стезе гораздо успешней.

– Да, Николай Александрович, - согласился я, - наверное, так будет лучше. Товарищи Коба, Ленин, Ольга и Татьяна сейчас отправятся в библиотеку, где примутся за эпический труд над планом преобразования природы, то есть Российской империи, а я провожу Императора Всероссийского до дома, чтобы он мог отправить теле-граммы-приглашения участникам завтрашнего совещания по вопросу Галицийской операции. Будем считать, что лед у нас тронулся и процесс пошел.

Часть 54

Семисотый день в мире Содома. Утро. Заброшенный город в Высоком Лесу, Башня Силы.

Капитан Серегин Сергей Сергеевич, великий князь Артанский

Совещание в узком составе по вопросу Галицийской операции собрали у меня в Тридесятом царстве. А то получалось неудобно: царь Николай у себя в Царском селе, Николай Николаевич в ставке в Барановичах, а генерал Иванов в штабе юго-западного фронта в Бердичеве. Попутно я попенял русскому самодержцу на то, что ставка Главкома оказалась даже ближе к противнику, чем штаб Северо-Западного фронта. Пока шло кровавое рубилово в Восточной Пруссии, месье Жилинский собрал манатки и вместе со всеми штабными эвакуировался на пятьсот километров вглубь русской территории. Выглядело не очень благовидно, потому что в таких ситуациях обычно имеет место утрата управления войсками.

С другой стороны, в этом факте имелся несомненный плюс, потому что этот тип был слишком занят для того, чтобы мешать достижению победы сначала под Танненбергом, потом под Бишофсбургом, ну а затем и во всей Восточной Пруссии - так сказать, в общем. Теперь там все хорошо: Гинденбург, примчавшийся к Мариенбургу, обнаружил, что сей город на восточном берегу Вислы уже занят русскими авангардами, среди которых, как кастет в кулаке, находится бригада Александра Тучкова, а откуда-то издалека доносится громкое чавканье: там Горба-товский и все-таки вылезший из своей берлоги Ренненкампф доедают остатки восьмой армии, в отчаянной попытке спастись растянувшиеся по лесным дорогам. Как это было для войск Западного фронта в черном для России 1941-м году, я помню прекрасно, и теперь, в 1914-м, организовал точно такое же «счастье» Гансам. Пусть похлебают этого варева полной ложкой.

Когда все закончится, герр Пауль окажется с тремя корпусами, выданными ему на вспомоществование из состава Западного фронта, и ландверным корпусом Войрша, развернутых против первой и второй русских армий в полном составе. И что тогда кайзеру делать: раздевать Парижское направление догола или попытаться как-то найти общий язык с императором Николаем и его ужасным союзником самовластным князем неведомой страны Артании? Надо будет опять бросить ему на стол цидулю с сообщением, что отсутствие активных германских операций на Восточном фронте гарантирует его страну от дальнейших территориальных утрат. В противном случае пусть не обижается, у Германии еще есть чего урезать.

Но Николаю Второму, его дяде и генералу Иванову я ничего такого сообщать не стал. Пока. Просто потратил пару часов, чтобы провести гостей по тренировочным полям, танковому парку и прочим злачным, то есть интересным местам, в том числе и в Крыму начала семнадцатого века. Когда из почти прозрачных кустов, где не укрыться и воробью, на тебя выходит полуголая юная бойцовая остроухая в камуфляжной тропической раскраске и полном боевом обвесе, то, не имея привычки к таким явлениям, можно случайно и обделаться. И ведь девице всего-то пятнадцать лет, но «арисака» с примкнутым штыком выглядит в мускулистых руках как игрушка, а разгрузочный жилет, набитый патронными пачками, топорщат уже набухшие арбузообразные перси. Индеец Джо скромно курит в сторонке трубку мира. Тут он никому не брат и не сват.

Генерал Иванов и Ник Ник от неожиданности принялись креститься, а Николай Второй с невозмутимым видом спросил, много ли у меня еще таких.

– Достаточно, - ответил я.
– Вполне хватит, чтобы попить американской кровушки в джунглях Вьетнама и Кореи. Как раз к тому времени, когда я выйду на рубежи второй половины двадцатого века, курс подготовки этого егерского корпуса будет полностью завершен. Впрочем, если припрет, я могу бросить этих леди в бой уже в этой кампании, и тогда вражеская кровь, без различия на комбатантов и некомбатантов, потечет по земле рекой, потому что воительницы, выращенные для тотальной войны, слова «пощада» не знают по определению.

А потом я показал гостям школьный класс, где такие же девушки, только уже тщательно умытые и причесанные, скрипели алюминиевыми стилусами по аспидным доскам, под строгим взором наставника постигая азы русской грамоты. Аспидные доски для обучения подрастающего поколения я в большом количестве закупил в мире Крымской войны, где они - самый распространенный школьный инвентарь, а стилусы были изготовлены в мастерских «Неумолимого».

– И зачем это вам?
– с некоторым недоумением спросил Николай Николаевич.
– Неужели после обучения грамоте эти ваши остроухие фурии станут убивать с большим мастерством?

Да уж... А вот Ольга и Татьяна при виде класса, слушающего учителя в гробовой тишине, умилились и полностью одобрили идею переноса русского культурного кода в эти чистые безгрешные души. Этим своим дурацким вопросом Николай Николаевич испортил свое реноме в моих глазах окончательно и бесповоротно, поэтому мой ответ был коротким и сухим.

– Каждый егерь, - сказал я, - без различия пола и срока службы, будучи посланным в разведку, должен уметь составить толковый и легко читаемый рапорт, который потом, возможно, будет отправлен вверх по инстанциям.

Впрочем, на этом экскурсионный тур был завершен, и вместе с гостями я направился в Башню Силы, в мой рабочий кабинет.

– Уважаемый Николай Александрович и вы, господа генералы, - заявил я в начале совещания, - позвольте, я буду выражаться лексиконом старого заскорузлого сапога, а не завсегдатая великосветских салонов? Какому, блин, любителю художественного онанизма пришло в голову таким образом размещать войска в преддверии Галицийской операции? Вытеснить противника через границу превосходящими силами - это не победа, а предпосылка к предстоящему геморрою. Враг, вторгшийся на русскую землю, должен быть окружен, разгромлен и полностью уничтожен, без всякой возможности отступить на исходные позиции.