Год Людоеда
Шрифт:
Парень вдруг издал лающий звук и толкнул Виктора в грудь. От удара Сучетоков навалился на дверь и, испуганный, но довольный, вторгся в манившие его пределы, оказавшись во вместительном предбаннике.
— Ребята, вы что, очумели?! С утра такой хай устроили! Если вам у нас не нравится, мы вас выпишем, а скандалить здесь никому не позволено. Здесь же лечиться надо. Вот так! И девочку нашу не пугайте! — Голос медсестры затекал в палату из коридора.
Парамон удалялся, негодующе ворча в пространство: «Погоди, гад, скоро тобой другие люди займутся!» Мария приоткрыла дверь и равнодушно
— Что, Машенька, разбудили тебя наши дяди невоспитанные? Иди, доченька, досыпай. Хочешь, я тебе в палату завтрак принесу?
— Мне-то есть о чем вспомнить — не зря пожил, понимаешь, поэтому я и готов к смерти, а он еще ерепенится, думает, в жизни чудеса бывают. А чудес не бывает! — Виктор беседовал как бы сам с собой, на самом деле, все еще не решаясь первым заговорить с обитателем палаты, который теперь, уже явно оповещенный о вторжении, должен был обернуться и как-то прореагировать на незваного гостя. — Ой, извините меня великодушно! — Сучетоков, вместо того чтобы сделать шаг назад, прошел вперед и наконец-то очутился непосредственно в столь интересующей его палате. — Меня этот допризывник так огрел, что я думал, уже и не выживу. Просто нечеловеческая сила!
— Виктор Казимирович, вам действительно так нужно было добиться нашей встречи? — Игорь Кумиров не только развернул к вошедшему весь свой корпус, но и двинулся ему навстречу. — Вы думаете, здесь самое удачное место, чтобы ближе узнать друг друга?
— Да кто ж мог предположить, что вы и я, вот так… — Сучетоков с нескрываемым притворством в голосе попятился к выходу. — Игорь Семенович, дорогой вы мой, да вас-то как бес попутал?!
— Ладно, уговорил. Молчание — это тоже работа. — Кумиров остановился и даже с усилием улыбнулся. — Ты здесь надолго?
— Да на один денек, Игорь Семенович, на один денек. Да и вы, надо полагать, тоже ненадолго? — Сучетокова нисколько не удивил новый тон кандидата на пост генерал-губернатора. Странно, что он еще раньше не заговорил с ним на «ты», как когда-то поступали номенклатурные коммуняки. Да он и сам был в партийных рядах и тоже так вот иногда изгалялся над нижестоящими и зависящими. Что делать? Так, наверное, и должно быть. — Вообще-то, я здесь давно свой человек. Врачишки-то все удивляются — чего до сих пор не подыхаю. А я им: сам не знаю, внесите меня в отечественную Книгу рекордов.
— Хватит болтать! Не будешь о нашей встрече трепаться — проживешь еще дольше. Я оплачу тебе новейшие методы лечения, буду отправлять на курорты. — Кумиров все-таки подошел почти вплотную к этому музею всех грехов и, несмотря на все свое искусство общения, с некоторым напряжением изображал теперь приветливость и беззаботность. Правда, где-то в глубине души он потешался над собой, застигнутым в СПИДовской клинике не серьезными людьми, а вот этим заживо гниющим ничтожеством. Ну ничего, он найдет способ добиться от этой твари молчания. — Постарайся сейчас понять главное: будет мне \ хорошо, значит, и тебе тоже, а малейший
Дождавшись, пока незваный гость закроет за собой входную дверь, Игорь Семенович принял решение изничтожить это существо, уже давно живущее в счет неоплатного кредита. Наиболее удачной ему показалась идея выдать Виктора за Людоеда Питерского (а почему бы ему, кстати, и на самом деле не являться любителем человечины, разве он не на все способен в своей никчемной и зловредной жизни?). Теперь оставалось только набрать нужный номер и сказать несколько слов.
Глава 35. Откровения в кабинете ОППН
— Знаешь, Морошка, до последнего времени мне казалось, что я с каждым годом понимаю в жизни все больше и могу достаточно просто разобраться в происходящем… Ты куришь? — Стас так внезапно перешел от рассуждений к вопросу, что Соня слегка оцепенела, складывая разбежавшиеся мысли.
— Курю… Да. А ты чего спросил? — Морошкина мягко улыбнулась, словно чувствуя вину за неловкую паузу, на которую Стас, кажется, даже не обратил внимания. Вообще же, он производил непривычное впечатление своей обескураженностью. — А ты ведь никогда не курил? Начал, что ли?
— Да нет. Я к тому, что если ты куришь, то кури. — Весовой тоскливо глядел в пространство. — Мне спокойнее, когда другие курят, хотя это вредно, то есть и курить, и дышать дымом.
— Так мне курить или нет? — Софья рассмеялась, сочувственно всматриваясь в подрагивающее лицо одноклассника. — Что вообще с тобой стряслось? Влюбился? Мне-то ты можешь довериться. Вдруг я тебе чем-то помогу? А не помогу, так хоть посочувствую. Мы, бабы, знаешь, для того и нужны, чтобы вас, мужиков, слушать да потихоньку сочувствовать.
— Понимаешь, Сонь, я собрался поговорить с тобой на одну очень серьезную тему, причем это больше важно для тебя, чем для меня, но вот прийти-то пришел, а как начать — не знаю. Попробую покрутить вокруг да около — вдруг как-нибудь само проклюнется. — Весовой внимательно, словно за жизненно важным для него делом, наблюдал за тем, как Морошкина достает сигарету и зажигалку, закуривает, выдыхает первую порцию дыма, пенящегося в солнечных струях, пронзивших закопченные оконные стекла. — А ты про меня, наверное, мало что теперь знаешь? Сколько не виделись-то? А если и виделись, то не откровенничали. Я тебе не говорил тогда, на встрече, ну чтобы не омрачать общий праздничный настрой, — от меня ведь жена фактически ушла, то есть даже уехала. В Америку.
— Как?! Инка умотала?! Да у вас же все так хорошо складывалось?! — Морошкина оборвала друга, чтобы несколько поддержать его своей уверенностью в благополучии семьи Весового. Авось хоть от этого необременительного женского участия ему станет легче, а то он уж нынче действительно слишком уныл. — Да она ж еще в институте клялась никогда родину не бросать, что бы в России ни творилось. С нами же в группе иностранцы учились, так ей один парень из Греции, причем из богатой семьи, несколько раз предложение делал. Что ты! Ни в какую! Ты извини, что я сейчас вспоминаю…