Год Мудака
Шрифт:
Дурак с улыбкой протянул томик.
Только бы не Пелевин этот блядский! Объясняй потом!
— Что тут у нас? — Мэр подвигал бровями. — «Я проигнорировал бутерброды, налегал на сладкие пирожные, у меня от сладкого мозги работают лучше. Поперхнулся горячим кофе, когда Кречет заметил: — Что-то наш футуролог молчит, если не считать этого странного треска и визга за его ушами…»
Опять про пирожки, подумал Фрязин. Черт, точно Пелевин. Или Толстой. Или Толстая. Блядь, что они, все про пирожки пишут? Разберись теперь…
— Похвально,
— А хер его знает, — машинально сказал Фрязин и напугался. Но Мэр только похлопал его по плечу и засмеялся.
— Это ничего. Это не главное, — сказал он. — А давайте песню споем?
— Какую?
— А вот, — сказал чин за столом и запел, сложив зачем-то руки перед собою домиком:
Спой-ка с нами, перепелка, перепелочка! Раз иголка, два иголка, будет елочка! Раз дощечка, два дощечка, будет лесенка! Раз словечко, раз словечко, будет песенка!Фрязин осторожно посмотрел на Мэра — тот все улыбался и даже начал дирижировать пальцем. Чин пел красиво, приятным бархатным голосом, дурак что-то начал подвывать, приплясывая. Фрязин слов не знал, вернее, не помнил с детства, и потому стал подхватывать наудачу, чтобы попасть в рифму:
— раз… два… динка… будет радуга… Пе-сен-ка…
Спели. Чин вытер употевшее лицо и спросил:
— Ну как?
— Очень хорошо, Семен Семенович.
— Утютеньки, — сказал дурак Володя и сел на диван. Устал, болезный. Мэр дал ему конфету из вазочки на столе и спросил все еще продолжавшего стоять Фрязина:
— А что же вы не садитесь?
— Спасибо, — сказал Фрязин и поискал, куда сесть. Сел в стул.
— Вы это чинопочитание бросьте, — строго сказал Мэр. — Мы по-простому привыкли, по-людски. Не мараты, блядь, гельманы. Можем и водки махнуть, и матом загнуть! Вы вот, гражданин…
— Фрязин, — подсказал чин из-за стола.
— Вы вот, гражданин Фрязин, думаете, наверно, что я вас сюда позвал. Хули он меня сюда притащил, думаете вы, и очень правильно это делаете.
— Не думаю я, — возразил Фрязин, снова пугаясь.
— Думаете-думаете, — шутливо погрозил пальцем Мэр.
— Да не думаю я!
— Думаете! И, наверно, правильно, что вот такой рядовой оперативный работник удивляется визиту к столь высокому начальству. Чинопочитание нам чуждо, но субординация! Субординация — это великая сила! Я не гнушусь… не гнушаюсь общаться со всеми слоями граждан, для меня каждый гражданин — брат и друг, но субординация… Э-э, субординация — это, вам я скажу, придумано хорошо. Ну да ладно. Я вас пригласил по просьбе… ну, вы понимаете, кого. Вы же были на съезде, на стадионе?
— Был, — согласился Фрязин. Неужто иностранец, пизда, настучал?
— Вот. Поэтому хочу сообщить, что завтра, в районе восемнадцати ноль-ноль, с вами встретится… ну, вы поняли, кто. Уж не знаю, зачем, но это большая честь.
Сами-Знаете-Кто!
Встретится!
Восемнадцать ноль-ноль!
Фрязин встал из стула, потом опять сел. Зачем-то взял со стола карандаш, покрутил, положил в карман. Достал, бросил обратно. Икнул.
— Вижу, польщены и удивлены, — одобрительным тоном сказал Мэр, давая дураку другую конфету взамен съеденной.
— А может, не надо? Может, это не меня? — потерянно спросил Фрязин.
— Вас, вас, голубчик.
— Ошибка какая, может…
— У нас ошибок не может быть! — обиделся Мэр, но Фрязин уже не напугался. Мэр в сравнении с Сами-Знаете-Кем представлялся какой-то незначительной картой типа валета или дамы.
— Канпет, — попросил дурак, дергая Мэра за рукав. Мэр дал ему горсть, не глядя, и продолжал:
— Думаете, вас найти легко было? Вас там знаете сколько было таких? Целый стадион! А вы — ошибка… Пусть даже и ошибка, — зашипел Мэр, понизив голос, — а вам-то что? Что вам там сделают? Может, орден дадут! Может, квартиру новую! Машину! А вы — «ошибка»…
— Да нет, я же ничего. Я не против.
— Еще бы против он был… Слушайте, он что с ними делает? Я же ему только дал!
— Канпет, — канючил дурак.
— У него защечные мешки, как у гамадрила, — сказал Фрязин, уже хорошо изучивший способности Володи.
— В общем, завтра его не берите, — сказал Мэр. — До свидания.
Лагутин ждал внизу, на крылечке. Курил, дурак его пасся тут же, что-то ковырял в стенке.
— Ну, что? — спросил Лагутин.
Фрязин вкратце описал ему происшедшее.
— А за столом кто был? — спросил он под конец.
— Семен Семеныч? А хуй его знает. Тоже, спрашиваешь.
Фрязин подумал и согласился: степень секретности в высших эшелонах ВОПРАГ была высшей. Никто, например, не знал, кто руководит конторой и руководит ли кто-то вообще. Поговаривали, что этим занимается сам Сами-Знаете-Кто. Неудивительно, что Семен Семеныча Фрязину не представили… А ну как это и есть самый главный? Или тот, кому передает указания Сами-Знаете-Кто?
— Ты радоваться радуйся, да не спеши, — сказал Лагутин. — Я чего приехал. Байки твои слушать? Хуй. Я приехал на задание тебя взять. Сейчас едем хазу мудацкую брать.
— Что-то серьезное? — оживился Фрязин. После кабинета с конфетами и Мэром хотелось кому-то дать хорошей, бодрой пизды. Вынуть на асфальт, положить и ногой, ногой. Или по морде, чтоб упал сначала. Чтобы зубы, блядь, как ебаный попкорн, разлетелись.
— Не то слово. Когда ты в последний раз мудацкую хазу брал? А там самая что ни на есть жопа. Даже книжки запрещенные вслух читают! Этого… не помню, с-сука…
— Маратов, блядь, гельманов? — спросил запомнившееся Фрязин.
— Да не. Типа такая фамилия, как насрано. Вот, Ширянов.