Год в Провансе
Шрифт:
— Но должен предупредить вас, — сказал он, не моргнув глазом, — что на это потребуется две недели.
Мы сели за столик только около одиннадцати, а добрались домой далеко за полночь. Ночь была душной, тяжелой и странно неподвижной. Дома мы первым делом бросились в бассейн и долго плавали на спине, любуясь звездами. Отличный конец для трудного дня. Откуда-то издалека, со стороны Лазурного берега, донеслись чуть слышные раскаты грома, а в небе сверкнула и погасла крошечная молния. Это была чья-то чужая, нестрашная гроза.
Она добралась до Менерба к утру, еще до рассвета. Мы проснулись от хлопанья незапертых окон и испуганного лая разбуженных собак. Примерно час она стояла прямо над нашим домом, рокотала, взрывалась и неестественно ярким светом заливала виноградники. А потом начался дождь, больше похожий на поток воды из прорванной плотины. Он обрушивался на крышу и двор, просачивался в дом через каминную трубу, затекал в щель под входной дверью. Дождь прекратился уже после рассвета, и тотчас же, как ни в чем не бывало, опять засияло солнце.
Утром выяснилось, что у нас нет электричества. Когда мы собрались позвонить энергетикам, оказалось, что не работает и телефон. Мы обошли вокруг дома, чтобы оценить нанесенный грозой ущерб, и обнаружили, что потоки воды смыли половину нашей подъездной дорожки, а на той, что сохранилась, оставили русла, широкие, как след трактора, и слишком глубокие для колес легковой машины. Однако гроза принесла и два приятных момента: утро было просто чудесным и наши рабочие не явились. Сегодня они будут заняты ликвидацией последствий потопа в собственных домах и хотя бы на день оставят нас в покое. Мы пошли в лес, чтобы прогуляться и проверить, что гроза наделала там.
В лесу мы застали совершенно фантастическую картину: между стволами деревьев из земли, пересохшей за долгие месяцы, поднимались похожие на гейзеры струйки пара, и все это сопровождалось тихим, зловещим шипением. Но солнце опять светило ярко, небо было синим, и мы вернулись домой, исполненные оптимизма, за что были вознаграждены самостоятельно заработавшим телефоном: нам звонил месье Фруктус, желающий знать, не утонул ли страховой полис.
Мы сообщили ему, что пострадала только подъездная дорожка.
— C'est bieng, [148] — успокоил нас он. — Вот у одних моих клиентов на полу в кухне полметра воды. Такое бывает. Август вообще странный месяц.
Мы согласились с ним. Это был действительно странный месяц, и мы радовались, что он подходит к концу и что жизнь скоро вернется в обычную колею: дороги опять станут пустыми, рестораны свободными, а месье Меникуччи наденет брюки.
СЕНТЯБРЬ
148
Это ничего (фр.).
Население Люберона заметно сократилось за одну ночь. Почти все r'esidences secondaires [149] — и среди них несколько прекрасных старых домов — были заперты, ставни в них наглухо закрыты, а столбики ворот в несколько рядов опутаны ржавой цепью. Так они простоят до Рождества. При таком обилии очевидно необитаемых домов неудивительно, что в Воклюзе взломы превратились в своего рода местный промысел. Даже самые бестолковые и нерасторопные воры могли работать спокойно, зная, что впереди у них несколько месяцев. В прошлые годы здесь был совершен ряд довольно оригинальных краж. Из одного из домов вывезли, предварительно разобрав, целую кухню, с другого сняли старинную черепицу, резную антикварную дверь, а со двора украли взрослое оливковое дерево. Складывалось впечатление, что вор, знаток и любитель старины, задумал украсить собственный дом лучшим, что можно найти в округе. Не исключено, что именно он утащил и наш почтовый ящик.
149
Не основное жилье, дачи (фр.).
Мы опять начали встречаться с нашими местными приятелями, освободившимися от засилья гостей. Все они постепенно приходили в себя и делились друг с другом страшными и удивительно похожими историями, большая часть которых так или иначе была связана с деньгами или с канализацией. Слушая их, мы заметили, что самые разные гости на удивление часто использовали одни и те же фразы. Так был составлен список Самых популярных высказываний августа.
«Что значит „не принимают кредитные карты“? Кредитные карты должны принимать везде!»
«В туалете какой-то странный запах».
«Водка кончилась».
«Вы не могли бы заплатить? А то у меня только пятисотфранковые банкноты».
«Не расстраивайтесь. Как только мы вернемся в Лондон, я пришлю вам точно такую же».
«Я понятия не имел, что фекальные цистерны такие хрупкие».
«Не забудьте потом написать мне, сколько я вам должен за эти звонки в Лос-Анджелес».
«Мне ужасно неудобно, что мы тут отдыхаем, а у вас столько хлопот».
«Виски кончилось».
Слушая бесконечные истории о забитых фановых трубах, выпитом за неделю годовом запасе бренди, бокалах, разбившихся в бассейне, о волчьем аппетите и наглухо закрытых кошельках гостей, мы начинали понимать, что с нами август обошелся относительно милосердно. Конечно, наш дом серьезно пострадал, но не меньше пострадали и дома наших друзей. По крайней мере, нам не приходилось обеспечивать Меникуччи с компанией жильем, едой и развлечениями.
Начало сентября было чем-то похоже на вторую весну. Дни стояли сухие и жаркие, а ночи — прохладные, и воздух, очистившись от душного августовского марева, опять стал восхитительно прозрачным. Обитатели нашей долины, воспрянув от спячки, вернулись к своему главному делу. Теперь каждое утро они ряд за рядом обходили виноградники, внимательно вглядываясь в созревающие гроздья.
Фостен занимался тем же: он взвешивал тяжелые кисти в ладони, поглядывал на небо и задумчиво цыкал зубом. Я поинтересовался, не пора ли собирать урожай.
— Хорошо бы им еще немного попечься, — вздохнул он, — но в сентябре нельзя полагаться на погоду.
Столь же недоверчиво он относился к погоде и во все остальные месяцы года и всегда говорил о ней с той безнадежной покорностью, с какой говорят крестьяне по всему миру, когда дают вам понять, как тяжело достается хлеб тем, кто добывает его на земле. Все стихии, сговорившись, ополчаются против них: ветер, дождь, солнце, сорняки, вредители, правительство; в каждой бочке непременно находится большая ложка дегтя, и, мне кажется, они испытывают даже удовольствие, предрекая грядущие несчастья.