Годная паранойя

Секерин Николай

Жора рассказал про так называемые пирамиды древнего Египта, про ложь и обман, которым пичкают нас с юности. Жора гневно высказался в адрес существующего строя и в завершение выпалил.

– И вообще, Витя, Земля то на самом деле плоская, знал ли ты это?

Витя не знал.

– Плоская. Плоская! Плоская! – трижды констатировал Жора.

– Ты всё таки посмотри канал на ютубе, – добавил он, – на, я тебе скинул ссылку, посмотри не пожалеешь. Про плоскую Землю там вообще очень сложно, я так не смогу передать, но

ты глянь, там всё обоснованно. Все эти вылеты в космос, фотографии Земли и все остальные доказательства это всё фальсификация. Посмотри, посмотри, – сказал Жора вставая и похлопывая Витю по плечу.

– Ладно дружище, мне пора на работу, рад был повидаться.

Они пожали друг другу руки и Жора ушел.

Вздохнув с облегчением, Витя, достал свой смартфон, просмотрел сообщение со ссылкой на ютуб канал и удалил.

После этого он пролистал контакты, нашел имя Жоры и добавил его в чёрный список.

Похоронная тамада

Прощание с отцом проходило в зале похоронного бюро ООО «Коммерческая скорбь».

Он прошёл в ворота огороженной территории. Вдоль забора стояли лавочки с приделанными пепельницами. Неподалёку виднелась стена с иконостасом и маленьким фонтанчиком.

Он подошёл к двухэтажному зданию и потянул массивную дверь на себя.

Его встретила девушка с печальным выражением на лице.

– Здравствуйте, чем я могу вам помочь? – спросила она.

– Я… – начал он, – здесь это, назначено…

– А, вы на похороны? Будьте добры, фамилию скажите пожалуйста.

Он сказал.

– Да, да, через полчаса. Вы пока можете пройти в зал ожидания, вы похоже первый. Присядьте там.

Он кивнул и прошёл в зал ожидания.

Зал ожидания? Это что, вокзал?

«Пассажирам рейса «Волгоград-Ад», просьба занять места в своих гробах».

То было тихое место, с кожаными диванами, журнальными столиками и кулерами с водой.

Он сел в кресло и осмотрелся. Перед ним были три двустворчатые двери. Вероятно это входы в прощальные залы.

Проходя мимо «рецепции» он видел, как в большой комнате, менеджер по продажам, показывал посетителям образцы гробов.

– Вот этот хороший, оцинкованный медью. Дерево дуб. Такой образец обычно приобретают для похорон высокопоставленных людей… Этот подешевле, сосна, обит простой хлопковой тканью… Вон там самые дорогие на бронзовых заклёпках из красного дерева… Президентский гроб…

Сейчас он сидел в этом зале ожидания и прокручивал в голове ненароком услышанное. Да, продажи и реклама везде.

На бронзовых заклёпках из красного дерева, надо же.

Он взял буклет с журнального столика.

«В наше время похороны обходятся недёшево, и важно понимать, что ритуал у каждой религии свой. Представляем вашему вниманию, новую услугу кремирования. Стоит отметить, что прах потом можно также похоронить. И оплатив лишь одно место на кладбище, вы сможете уместить в него всю свою семью. Ведь сосуд с прахом занимает очень мало места, в отличие от одного гроба. Мы также рады вам сообщить, что в ноябре у нас будет открыта распродажа, и вы сможете приобрести три памятника по цене двух. Один всегда можно спрятать дома в кладовке, или в гараже, ведь вскоре кто-то из ваших, умрёт следующим, а вы подготовитесь к этому уже заранее. Будьте экономны, умирайте выгодно. Всегда ваша, Коммерческая скорбь».

Он поднял голову от буклета.

В зал прошёл ушлый мужичёк и поставил возле каждой двери стойку с именем и фамилией усопшего.

Он прочитал на одной из них имя отца.

Слёзы сами собой побежали из глаз. Он всхлипнул.

Ушлый мужичёк поставил последнюю табличку и растворился в потусторонней тишине.

Какое-то время он сидел и смотрел на закрытую дверь. В голове образовался вакуум. Букет разнообразных чувств переполнял его нутро. Он любил отца, и в то же время постоянно причинял ему боль. Не оправдал его надежд, не оказал помощи тогда, когда это было нужно. Уделял мало внимания и вообще…

Чувство вины душило его изнутри. Он понимал что эти его слезы и жалость ничего не значат. Жалость была к самому себе. Смерть это естественное завершение жизни и нет ничего ужасного в том, что она настигает каждого. Нет ничего неожиданного и противоестественного. Не о чем здесь горевать и плакать.

Не о чем, если нет чувства вины. А оно было. Оно есть всегда. Мы вспоминаем о тех кто нам дорог, только когда их не стало. Вспоминаем так, как следовало бы помнить тогда, когда они жили.

Потихоньку стали собираться другие. Это были разные родственники, с которыми он виделся только на чьих-то похоронах. Всем тут было наплевать друг на друга. Сейчас они выскажут соболезнования, посидят на поминках, вспомнят старые, давно ушедшие в небытие времена и надают друг другу ложных обещаний о том, что они будут встречаться и общаться не только по скорбным событиям.

Потом все разъедутся и встретятся на следующих похоронах. Так было, так есть и так будет.

Приехали уже человек тридцать. Он не считал точно. Зал ожидания наполнился тихим гомоном. Все шептались между собой, обсуждали всякие бессмысленные темы.

Наконец двустворчатые двери открылись и из них показалась дама лет пятидесяти. С торжественно-скорбным выражением на лице, в строгом тёмном костюме.

– Здравствуйте, – сказала она, – кто пришёл прощаться с усопшим, прошу пройти в зал. Близкие родственники пусть присаживаются рядом с гробом. Всех остальных прошу занимать места в зале.

Сказав это, дама торжественно развернулась и продефилировала в зал.

Все уныло поплелись за ней. У гроба она остановилась, обернулась и подождала пока все подойдут и займут свои места. Это было похоже на то, как в музее экскурсовод дожидается свою группу, перейдя к следующему экспонату, с тем, чтобы продолжить свою заученную речь.

– Покойный был для каждого из вас близким человеком. Все мы помним и скорбим о нём. Наша жизнь складывается так, что в определённый момент времени мы вынуждены прощаться с теми, кого любим.

Она говорила это с волнующей интонацией. То немного повышая, то торжественно понижая тембр голоса. Последний раз он слышал такую интонацию у директрисы в школе, когда та распиналась на выпускном вечере.

Заканчивается всё потом одинаково. Зрители и артисты рассаживаются по своим столам и жадно бухают, с перерывами на никому не нужные тосты.