Годы испытаний. Книга 2
Шрифт:
– Ой, как хочу, товарищ лейтенант, - вздохнул тяжело повар.
– Не пускают… У меня уже два выговора за это… - И, помолчав, добавил: - А десяток благодарностей ни к чему.
И, увидев на лице собеседника недоверие, повторил:
– Честное слово, ни к чему… Да что поделаешь, и врачи не поддерживают.
Повар положил на стол крупные руки с короткими пальцами. Еж увидел, что на четырех пальцах обеих рук нет первых суставов.
– Отморозил, и на ногах тоже… Мне, товарищ лейтенант, даже белый билет выдали. А когда осталась под немцем моя семья, купил я
Еж озабоченно глядел на повара, которого он уже мысленно считал в своем взводе. «Вот такого бы опытного разведчика иметь не мешало…» И Ежу вдруг захотелось рассказать о последних неудачах, постигших его взвод, с поимками «языков». «Этот меня поймет. Видать, человек бывалый». Но повар встал.
– Прошу прощения, товарищ лейтенант. Я на минутку, надо это свинское отродье кормить…
И тут Еж вновь услышал поросячье хрюканье и повизгивание, доносившееся откуда-то сверху.
– Иди, иди, я посижу, подожду тебя, - согласился Еж.
Повар ушел. Еж сидел в раздумье. «Как же странно сложилась судьба у человека. А ведь многие, не зная его биографии и глядя на упитанное лицо и боевые медали, принимают его за ловкача, удачно пристроившегося под бочком начальства, во втором эшелоне».
Сверху настойчиво доносилось хрюканье, и порой казалось, что свиньи находятся где-то близко на потолке, под накатником землянки. И вдруг Ежа осенила мысль…
Он выбежал из землянки. Повар стоял, заложив руки в бока, и добродушно посмеивался. За изгородкой пятеро поросят трехмесячного возраста жадно жрали похлебку, пытаясь оттиснуть друг друга от деревянного корыта.
– Это чье хозяйство свинское?
– спросил Еж.
– Да тут и не разберешь… Несколько хозяев. Один - начальника подфуражного снабжения, другой - начхима, третий - ветврача, а два - помощника командира полка по снабжению.
Еж подошел к повару, тронул его за рукав и сказал умоляюще:
– Одолжи одного…
Повар уставился на него вопросительно. В глазах у него появился испуг…
– Что вы, товарищ лейтенант? Да мне за него голову снимут…
– Не под заливное… Дело одно важное есть. А помощнику командира полка на холодец и одного поросенка хватит.
– Нет, я не могу. Я им не хозяин. Еще подумает, что я вор какой… Нет и не просите, товарищ лейтенант. Не могу.
– Это мы уговоримся. Твоей вины тут не будет. Давай заходи в землянку, я тебе расскажу, что к чему…
…Тем же вечером, выписавшись из санроты, Еж зашел к Никите Митрофановичу и, захватив одного из поросят в мешок, явился во взвод.
Глава четырнадцатая
Мильдер получил приказ из штаба танковой группы срочно перебросить дивизию в район севернее Курска. Там его дивизия вливалась в 4-ю танковую армию, входившую в армейскую группу Вейхса.
«Что бы это могло значить? Почти год воевал я во второй танковой группе, привык к командующему, который хорошо знал меня, ценил и собирался повысить в должности, и вот теперь дивизию передают в другую армию. Как отнесется ко мне новый начальник?» Все эти вопросы теснились в голове Мильдера и волновали его.
За ночь дивизию погрузили на станции Моховое в эшелоны, и она, двинулась по железной дороге. С рассветом у станции Глазуновка на эшелон налетели десятка два русских бомбардировщиков, разбили четыре платформы с танками и убили тридцать девять человек. Весь день до заката, пока эшелоны шли на юг, русские бомбардировщики сопровождали дивизию на всем пути ее следования. И когда выгрузились на станции Золотухино, то Мильдер не досчитался пятой части танков.
В дневнике Мильдера появилась лаконичная запись: «Русская авиация заметно активизировалась. За двое суток передислокации дивизии по железной дороге она сделала столько налетов, сколько за все предыдущие месяцы участия дивизии в боях на Восточном фронте. У меня появилось опасение, что на отдельных направлениях русские завоюют господство в воздухе».
Пока прибывшая дивизия приводила себя в порядок, Мильдер поспешил в Щигры, где стоял штаб 4-й танковой армии, представиться новому начальству. Ни командующего, ни начальника штаба Мильдер не застал в штабе: они были вызваны Вейхсом. Здесь он встретил своего товарища Ганса Крейца. Заметно пополневший, но все такой же щеголеватый, Ганс носил теперь модные усики а ля Гитлер. Крейц командовал армейским корпусом, который входил в состав танковой армии.
– Боже мой, ты ничего не знаешь, зачем тебя перебросили под Курск с дивизией?
– сказал он, пожимая Мильдеру руку.
– Абсолютно ничего. Я слеп, как родившийся котенок.
– И о директиве номер сорок один, подписанной фюрером, тоже ничего не слышал?
– Нет.
– Тогда пойдем ко мне в машину, я тебя посвящу в кое-какие тайны.
Они сели в машину, закурили, и Крейц сказал:
– Гитлер поставил цель: начать летнее наступление на Восточном фронте, разбить и уничтожить русские войска, находящиеся в районе Воронежа, южнее его, а также западнее и севернее реки Дон.
– Вот оно что! Ну, это грандиозно, - воскликнул Мильдер.
– Я предчувствовал, что так будет…
– Задача нашей армейской группы - уничтожить русских западнее Дона. Кстати, 4-я танковая армия наносит главный удар южнее железной дороги Курск-Воронеж. Ты представляешь себе, где он пройдет?
– Не совсем.
Крейц расстегнул портфель и достал карту. На ней были нанесены угрожающие стрелы главных ударов в сторону Воронежа и реки Дон.
– Вот тут наступает мой армейский корпус, - ткнул пальцем в карту Крейц.
– А твой - севернее пять километров. Мы с тобой соседи. Кстати, командующий нашей армией генерал-полковник Тод очень суровый человек и ценит в генералах и офицерах прежде всего точность. Боже тебя упаси опоздать к нему.