Годы становления
Шрифт:
– Я коммунист и давал присягу Советской власти, поэтому-то и работаю на Советскую власть, а твои разговоры к чему это, друг, а?!
– Да к тому, что Петерс что-то планирует в отношении нас с тобой.
– Ты знаешь, если за нас взялся куратор иностранной разведки, значит что-то намечается в отношении планов Феликса Эдмундовича, нам остается только догадываться, но болтать о моем происхождении, там в Самаре я тебе не советую, мое происхождение ты знаешь, я конюх из семьи моего деда из латышей, немца по национальности, Яноша Ингуша, который служил в поместье барона фон Фиркса депутата от немцев Риги в Курляндском парламенте, так что мой тебе совет помалкивай о моем происхождении, понял, и помни где и кем мы служим.
– Да понял я, понял, можешь не беспокоится, я только знаю, что наша Советская страна сейчас нашпигована немецкими военными, которые учатся у нас в училищах и проводят совместные маневры, к чему бы это?
– Ты знаешь, что Ленину и Сталину, нашим вождям, это лучше знать, а что мы, мы под козырек и должны выполнять, что нам прикажут, вот как я думаю! – ответил капитан.
– Да вот похоже мы уже пришли. – Сказал старший лейтенант.
Капитан взглянул на свои карманные часы, подарок дедушки Эрнеста:
– Сейчас уже двенадцать, поезд отправляется в шестнадцать, давай пошли собираться, затем зайдем в привокзальный ресторан пообедаем, потом купим что ни будь в дорогу, времена не простые, страна еще не очищена от банд, так что надо в дорогу закупиться. У тебя есть планы на счет этого?
– Да какие планы, кроме трех бутылок водки и ничего больше не приходит в голову.
– Эх ты, пролетарий, если бы не революция так бы и просидел в своем Хабаровске безвылазно!
– Ну давай без этого, я же тебя не донимаю твоим буржуазным происхождением.
– Ну ладно, ладно, на соратников не обижаются, открывай дверь. Еще надо зайти к коменданту сдать нашу конуру… В комнате парни застелили постели, расправив неровности Фриц влажной шваброй прошелся по деревянному полу. И, упаковав форму в небольшие чемоданы, сослуживцы переоделись в гражданское, пристегнули кобуру с пистолетом под мышки на внутренних портупеях разработанных для сотрудников ОГПУ, закрыли комнату и спустились к коменданту. Предъявив ему свои командировочные предписания распрощались с комендантом. Он молча посмотрел на молодых офицеров и с грустной миной на лице вздохнул об утраченной молодости, и утраченных возможностях. Колесников с некоторой долей сострадания хотел что-то сказать, но Фриц, наступив своим ботинком на ботинок Ивана, дал понять, что слова здесь не уместны и молодые люди покинули общежитие на Лубянке. Они прибыли на извозчике к Киевскому вокзалу к 13 часам с небольшим.
– У нас еще масса времени, чтобы купить в дорогу чего ни будь да перекусить? – предложил капитан, – Чего желаете товарищ старший лейтенант? – иронически предложил Фриц.
– Я, думаю, что в наши годы, кроме копчёной колбасы, да “Московской”, ничего не хочется.
– Вон видишь гастроном, пошли зайдем, там и купим не гоже ехать из столицы, не купив знаменитой “Московской”, с этим я соглашусь с тобой. Да надо хлеба в дорогу, наш военный паек рассчитан на три дня пути, что в наших вещевых мешках за спинами, это же ничто, как ты считаешь Ваня?
– Я считаю, что с водкой нам будет и сытно и весело в спец купе, можно до Самары отоспаться и не вылезать из постели.
– Ну, знаешь, друг, я привык рано вставать к лошадям, да работать, это и здоровье, и отдых, и радость, помню, когда дедушка Эрнест отправил меня семилетнего мальчишку в гимназию интернат, я хотел сбежать оттуда, но сдержал себя. Припоминаю, как мама плакала, что не увидит меня почти целый учебный год, и я целых полгода строил планы побега, но потом учеба меня увлекла, особенно немецкий язык, которым я владел досконально в отличии от моих первоклассников.
Конец ознакомительного фрагмента.