Годы в белом халате
Шрифт:
– Показывай, – решительно вздохнул Лёша.
– А что тут показывать? – засуетился прапорщик. – Машина – в огне!
– В смысле? – не понял доктор.
– В смысле: масло я менял, шины новые, двигатель – зверь! На капоте – мухи не е…, а если и е…, то в тапочках! Я и говорю: машина – в огне! Подписывай!
– Показывай! – в тон прапорщику ответил лейтенант.
Ну что делать – пошли.
Минут сорок прапор водил доктора по всему парку. Наконец лейтенант не выдержал и спросил у пробегавшего мимо сержанта
– Боец, где медицинская машина стоит?
– Да вон там, – боец указал на ближайшие ворота, совершенно проигнорировав гневный взгляд прапора.
– Нашли, – радостно сказал лейтенант. – Открывайте.
– Я, это… Ключи куда-то дел, – замялся прапор. – Да чего там смотреть?! Машина – в огне! Ты что, мне не веришь?
– Верю. Но хотелось бы посмотреть.
Часа полтора безуспешно искали ключи. Наконец лейтенант поймал ещё одного сержанта, узнал, где обитает начальник парка, и выцыганил у него запасной комплект ключей.
Ворота распахнулись!
На четырёх берёзовых чурбачках в полутьме одиноко стоял пустой корпус медицинской «буханки». Без колёс, двигателя, стёкол и даже сидений. Фары были аккуратно скручены и увезены в неизвестном направлении. Корпус, словно потрёпанный непогодой череп, смотрел на своего нового владельца пустыми глазницами.
– В огне, говоришь? – процедил сквозь зубы лейтенант. – В смысле – горела, что ли?
Прапор плюнул и пошёл за запчастями.
Легенды призыва
Сразу после медицинского университета привела меня кривая судьбы в армию. Причём не просто в армию – а старшим лейтенантом, начальником микробиологической лаборатории при медроте. Ощущение было странное. Ещё вчера в джинсах я бегал по столице, оформляя документы, а уже сегодня в неудобной форме с непонятными шевронами и звёздочками сидел посреди пропахшей микробиологическими средами лаборатории. Вокруг шумел сосновый лес. Во дворе какой-то ястреб охотился за воробьями. Издалека доносились строевые песни и грохот солдатских сапог.
Я сидел и думал, как я докатился до такой судьбы.
Через полгода я освоился. Служба была несложная. Ввиду особого положения военного доктора я решительно забил на всякие армейские обязаловки вроде утренних построений и заседаний штаба. Сидел в лаборатории со своим микроскопом, лишь изредка выезжая в подчинённые части с проверками. Проверял я в основном столовые и медпункты.
В помощниках у меня числилась лаборантка. Назовём её Анна Николаевна. Было ей на тот момент где-то слегка за пятьдесят, и была она женой отставного полковника. То есть всю жизнь промоталась за ним по просторам Советского Союза.
Анна Николаевна была золотым человеком. Службу понимала лучше меня, молодого офицерика, вчерашнего «пиджака». Где-то подсказывала, где-то помогала. В общем, служили мы с ней душа в душу.
Теперь история.
Лаборатория была изолирована от всего остального медицинского корпуса. Вход к нам осуществлялся через двойные двери. Во внутренних дверях на высоте моей головы было окошко с сакральными надписями «Для выдачи анализов» и «Вход воспрещён». Рядом с окошком был звонок. То есть приходит пациент, звонит – мы выходим и между двумя дверями производим все манипуляции.
Утро начиналось с того, что Анна Николаевна принимала поток жаждущих сдать анализы. Это были не только больные, но и те, кто в армии отвечал за питание. То есть повара, хлеборезы и т. д. Поток иссякал часам к двенадцати. После чего я садился за микроскоп проводить над этими анализами врачебную работу. В подробности вдаваться не буду, это все-таки не научный трактат.
Однажды случилась катастрофа. Анна Николаевна ушла в отпуск. Это была хана! Я разрывался между сбором анализов, их обработкой и выездом на проверки! Две недели я не находил себе места, а потом как-то поток схлынул и я даже заскучал.
И вот как-то сижу я в одиночестве в лаборатории, оформляю треклятые бумажки, как вдруг раздаётся звонок.
– Кого это там принесло? – ворчу я, натягиваю на форму халат и плетусь к двери.
Напоминаю: в двери окошко на высоте моего лица. Смотрю в окошко – никого нет.
– Бывает, – я пожимаю плечами. – Полтергейст в армии ещё никто не отменял.
Только разворачиваюсь, чтобы уйти, как откуда-то снизу к звонку протягивается рука.
Я высовываю голову в окошко и встречаюсь глазами с мальчиком в ГОЛУБОМ берете. Ростом мальчик где-то 165–170, то есть над нижней гранью окошка он даже макушкой не торчит.
– Здравствуйте, – от неожиданности вежливо говорю я. – Вам кого?
Мальчик вытягивается в струнку.
– Товарищ старший лейтенант! Я – повар Н-ской мобильной бригады, для прохождения анализов для допуска прибыл.
В моей голове крутилось два вопроса: «Сколько тебе лет?» и «Кто тебя послал?»
Но задал я другой:
– Как же тебя в армию взяли? Да ещё в мобильную бригаду.
Мальчик не обиделся. Видно, этот вопрос ему не раз задавали.
– А я в нашей деревне самый здоровый! – бодро отрапортовал он.
А вы говорите, у военкоматов план не выполняется. Этак мы до Гитлерюгенда докатимся.
Эпидемия
Самое весёлое время в жизни военного врача начинается, когда в часть прибывает молодое пополнение. Бойцы приезжают из разных концов страны, у каждого своя, характерная для данного региона микрофлора, ослабленное нервным напряжением и проводами здоровье. И, как следствие, приблизительно через неделю-полторы после прибытия солдат в часть у нас начиналась повальная эпидемия.