Голая экономика. Разоблачение унылой науки
Шрифт:
Печально, но такое мышление не приводит к оптимальным налогам. Мы лишь заменяем одну проблему другой. Налог на красные спортивные машины должны были бы платить только богатые. Налог на углеродсодержащее горючее станут платить и богатые и бедные, но бедным придется, вероятно, затрачивать большую долю своих доходов на уплату этого налога. Налоги, которые ложатся более тяжелым бременем на бедных, а не на богатых, так называемые регрессивные налоги, зачастую оскорбляют наше чувство справедливости. (Прогрессивные же налоги, вроде подоходного, ложатся более тяжелым бременем на богатых, а не на бедных.) В данном случае, как и во всех прочих, экономика не дает нам «верного ответа». Она предлагает лишь аналитическую структуру для осмысления и понимания важных вопросов. Действительно, самый эффективный налог из всех, взимаемый с очень широкого круга граждан, простой и справедливый (в узком, сугубо налоговом смысле слова), — это налог на совокупную сумму доходов, которым в равной мере облагают всех, проживающих в пределах данной юрисдикции. Маргарет Тэтчер фактически попыталась ввести его в виде «подушного налога на избирателей». Что же произошло? Сама мысль о том, что богатые будут платить столько же, сколько и бедные, а
Между тем не все блага созданы равными. В последние годы одной из наиболее распространенных мер борьбы с нищетой стали льготы по подоходному налогу, предоставляемые получателям заработной платы (EITC — earned income tax credit), идею которых экономисты пропагандировали десятилетиями, потому что эта мера создает намного более эффективный комплекс стимулов, чем традиционные программы всеобщего благоденствия. Большинство социальных программ предлагает выгоды тем, кто не работает. А льготы по подоходному налогу, предоставляемые получателям заработной платы, делают прямо противоположное: они используют налоговую систему для субсидирования низкооплачиваемых работников, с тем чтобы поднять их совокупные Доходы над уровнем бедности. Рабочий, получающий 11 тыс. дол. в год и содержащий семью из четырех человек, может получить благодаря этим льготам и соответствующим государственным программам еще 8 тыс. дол. Идея заключалась в том, чтобы «работа Давала достойный заработок». И верно, система создает у людей мощный стимул к работе. Можно надеяться на то, что люди, влившись в армию работающих, смогут приобрести квалификацию и найти более высокооплачиваемую работу. Конечно, эта программа сама создает серьезную проблему. В отличие от программ всеобщего благоденствия льготы по подоходному налогу, предоставляемые получателям заработной платы, совершенно не помогают людям, которые не могут найти работу. В реальности именно эти люди, вероятнее всего, находятся в самом отчаянном положении.
Когда много лет назад я поступал в аспирантуру, то написал работу и выразил в ней удивление по поводу того, что в стране, которая смогла отправить человека на Луну, все еще столько бездомных, спящих на улице. В какой-то степени эта проблема определяется политическим выбором: если бы мы сделали решение проблемы бездомных одним из национальных приоритетов, мы смогли бы буквально завтра убрать с улиц множество бездомных. Но я также начал осознавать, что НАСА легче решать стоящие перед ней задачи. Ракеты подчиняются неизменным физическим законам. Известно, где в определенный момент будет находиться Луна; совершенно точно известно, какую скорость должен иметь космический корабль для того, чтобы войти в орбиту Земли или покинуть ее. Если уравнения составлены правильно, ракета приземлится там, где и предполагается, причем всегда. Люди сложнее физики. Выздоравливающий наркоман ведет себя не так предсказуемо, как ракета на орбите. У нас нет формулы, позволяющей убедить шестнадцатилетнего подростка не бросать школу. Но у нас есть мощное средство: мы знаем, что люди стремятся повысить свое благосостояние, как бы они его ни определяли. Главная наша надежда на улучшение положения людей в том, чтобы понять, почему мы делаем то, что делаем, и затем строить планы в соответствии с этим пониманием. Программы, организации и системы работают лучше, когда получают правильные стимулы. В этом случае работа подобна гребле по течению.
Глава 3. Государство и экономика:
правительство — ваш друг (и шквал аплодисментов в честь всех этих юристов)
Почему в 1998 г. я продал свою машину «Honda Civic»? По двум причинам: (1) в ней не было гнезда для чашки и (2) моя жена была беременна, и я стал бояться, как бы всю мою семью не сплющил какой-нибудь «Chevy Suburban». С отсутствием гнезда для чашки я бы как-нибудь смирился. Но ставить детское сиденье в машину, вес которой не превышал и четверти веса среднего американского автомобиля, — это был не лучший вариант. Итак, мы купили «Ford Explorer» и сами стали частью проблемы для всех тех, кто продолжал водить машины «Honda Civic» [33] ).
33
Три года спустя, когда наш «Ford Explorer» на скорости 65 миль в час перевернулся на шоссе, связующим разные штаты, мы купили «Volvo».
Смысл этой истории таков. Мое решение приобрести спортивный полноприводный мини-автофургон-внедоржник и ездить на нем оказало влияние на всех прочих участников дорожного движения, хотя никто из этих людей не принимал участия в принятии моего решения. Мне не надо выплачивать компенсаций всем владельцам машин «Honda Civic» за то, что я создаю чуть больший риск для их жизни. Не нужно мне выплачивать и компенсаций детям-астматикам, которые страдают от выхлопов двигателя моей новой машины, образующихся, когда я разъезжаю по городу, сжигая галлон бензина на каждые 9 миль пути. И мне никогда не придется отправлять чек жителям Нового Орлеана, жилища которых в один прекрасный день уйдут под воду, потому что выбросы углекислого газа из двигателя моей машины способствуют таянию полярных льдов. А ведь все это — реальные следствия эксплуатации машины с менее экономичным двигателем.
Мое решение купить «Ford Explorer» порождает то, что экономисты называют эффектом внешних издержек. Этот термин означает, что частные издержки моего поведения отличаются от социальных издержек моего поведения. Когда мы с женой поехали в автосалон Берта Вейнмана, где продавали автомобили «Ford», и продавец по имени Энджел спросил: «Что мне надо сделать для того, чтобы усадить вас в этот автомобиль?», мы прикинули, во что нам обойдется эксплуатация «Explorer» по сравнению с эксплуатацией «Civic»: больший расход бензина, более дорогая страховка, более высокие платежи за машину. В наши расчеты совершенно не входили дети, страдающие астмой, таяние полярных льдов и беременные женщины, водящие машины «Hyundai». Сопряжены ли эти издержки с вождением «Explorer»? Да. Должны ли мы оплачивать эти издержки?
Когда внешние издержки — разрыв между частными издержками и социальными издержками некоторых типов поведения — велики, у людей возникает побуждение добиваться преимуществ для себя за счет других.
Нерегулируемый рынок никак не устраняет эту проблему. Собственно говоря, рынок дает «сбой» в том смысле, что побуждает людей и компании «срезать углы» на пути к цели таким образом, что в результате убытки несет общество. Если бы это понятие действительно было столь скучным, каким оно выглядит в большинстве учебников экономики, то прокат таких кинофильмов, как «Civil Action» («Гражданский иск») и «Erin Brockovich» («Эрин Брокович»), не приносил бы миллионы долларов. По сути, обе эти истории — о внешних издержках: крупная многонациональная компания делает нечто, создающее угрозу местному водоснабжению и, возможно, отравляющее живущие в данной местности семьи. В этом случае рыночного решения проблемы нет. Проблемой является сам рынок. Компания, загрязняющая окружающую среду, может производить свою продукцию дешевле, чем ее конкуренты, выбрасывая отходы производства на пустующий участок земли поблизости, вместо того чтобы платить за их должную утилизацию. Потребители, которые в большинстве своем живут далеко от этого предприятия и не знают о загрязнении окружающей среды (или безразличны к нему), по сути дела, поощряют компанию, увеличивая закупки ее товаров, более дешевых, чем у ее конкурентов, поскольку последние платят за более ответственное хранение или утилизацию отходов. Единственный путь, которым жертвам компании в этих недавно выпущенных фильмах (сценарии обоих фильмов основаны на подлинных историях) удается добиться хоть какого-то возмещения, — это использование нерыночного механизма — судов, пользующихся поддержкой государства. И разумеется, Джон Траволта и Джулия Роберте хорошо смотрятся в роли носителей правосудия.
Рассмотрим историю более банальную, но вызывающую ярость у большинства городских жителей. Владельцы собак не убирают за своими любимцами. В совершенном мире мы все ходили бы со шприцами для уборки собачьих экскрементов, потому что были бы заинтересованы в таком ответственном поведении. Но мы живем в несовершенном мире. С точки зрения некоторых любителей погулять с собаками, проще (или, как говорят экономисты, «дешевле») не обращать внимания на кучки, оставленные их питомцами, и беспечно гулять прямо по ним. (Для тех, кто думает, что это тривиальный пример, сообщаю, что, по данным «New York Times», в Париже ежегодно в среднем 650 человек ломают кости или попадают в больницу из-за того, что поскользнулись на собачьем дерьме [34] ). Решение владельцев собак брать с собой на прогулки специальные шприцы для уборки за животными, можно смоделировать так, как моделируются и все прочие экономические решения; владельцы собак взвешивают издержки и выгоды ответственного поведения, а потом либо убирают за собаками, либо нет. Но кто выступит в защиту женщины, которая утром бежит, чтобы успеть на автобус, делает один неверный шаг и внезапно получает очень скверный день? Никто, и именно по этой причине в большинстве городов есть законы, предписывающие владельцам домашних животных убирать за ними.
34
Donald G. McNeil. A Fouled City Puts Its Foot Down, but Carefully // New York Times, 1999, November 9.
По счастью, существует нечто, затрагивающее самые широкие массы населения: одна из главных функций государства в рыночной экономике — урегулирование внешних издержек, т. е. тех случаев, когда поведение людей или компаний имеет широкие социальные последствия. В главе 1 я отметил, что все рыночные сделки являются добровольными обменами, которые приносят выгоды стогнам, участвующим в этих сделках. Это утверждение сохраняет свою силу, кроме слова «участвующие», что оставило мне некоторое пространство для маневра. Проблема в том, что не все лица, на которых оказывает воздействие рыночная сделка, сидели за столом при ее заключении. Наш сосед Стюарт, с которым у нас общая стена, страсть как любит поиграть на барабане бонго. Уверен, что и он, и владелец магазина музыкальных инструментов были довольны, когда Стюарт недавно купил новый комплект этих барабанов. (Судя по шуму, который производит это приобретение, Стюарт, вероятно, даже прикупил что-то вроде высокотехнологичного усилителя.) Но я-то совсем не в восторге от этой сделки.
Внешние издержки составляют корень всевозможных политических проблем — от самых приземленных до тех, что в буквальном смысле угрожают существованию планеты:
• «The Economist» однажды несколько ворчливо предложил обязать семьи, путешествующие с малыми детьми на самолетах, занимать места в задней части салона, чтобы другие пассажиры могли наслаждаться комфортом «зоны, свободной от детей». В редакционной статье журнал отметил: «Дети, точно так же, как сигареты и мобильные телефоны, с очевидностью являются для находящихся рядом людей негативными внешними издержками. Каждый человек, претерпевший 12 часов полета рядом с плачущим младенцем или изнывающим от скуки подростком, который злобно пинает спинку впереди стоящего кресла, поймет это с той же быстротой, с какой он был бы рад свернуть шею этому подростку. Вот явный случай, когда рынок дает сбой: родители не несут всей полноты издержек (в действительности младенцев перевозят бесплатно), поэтому они готовы тащить свое шумное потомство в путешествия. Где оказывается „невидимая рука“ как раз тогда, когда она должна дать хорошую оплеуху?» [35] .
35
Mum's the Word // The Economist, 1998, December 5.