Голая правда
Шрифт:
…Сидя в нагретой полдневным июньским воздухом квартире, по которой плавали носимые сквозняком клочья сигаретного дыма, Маргарита, не торопясь, наслаждаясь воспоминаниями, перебирала самые сладкие моменты их связи.
Несмотря на разницу в возрасте — семь лет, которая совершенно не смущала Влада, а Маргариту терзала ревнивой подозрительностью по отношению к более молодым соперницам, они быстро сблизились. Марго тогда еще была замужем, но это ее не останавливало, между любовью и замужеством она решительно выбрала конечно же только любовь.
Что послужило их сближению? Наверное, как всегда, то, что со стороны кажется пустяком, безделицей — несколько взглядов,
Когда первые, еще слабые лучи рассвета начинали проникать в щели неплотно завешенных штор, Марго приоткрывала еще слипающиеся сладким забытьем глаза, чтобы еще раз проверить, не сон ли, что он рядом с ней, чтобы вслушаться в его размеренное дыхание и, положив руку на левую сторону его обнаженной груди, почувствовать кончиками пальцев, как мерными толчками бьется сердце. Плавая в утренней блаженной дремоте, она осторожно, чтобы не разбудить, гладила кончиками длинных пальцев розоватую кожу его предплечья и щек, под утро покрывавшихся серым налетом щетины, и захлебывалась от неимоверного, казавшегося невероятным счастья.
Кажется, такое было с ней впервые… Ни замужество, ни рождение ребенка не приносили ей столько сильных и глубоких эмоций. За этим человеком, с усталой небрежностью принимающим ее бурные проявления чувств, она готова была идти на край света. Она готова была бороться за него до последнего вздоха. Полусерьезно, в минуты шаловливой нежности, когда его голова, как будто скопированная с одной из античных статуй Аполлона, мирно покоилась у нее на коленях, Марго с невидимыми слезами на глазах уверяла его, что она не потерпит соперницы и будет с ней сражаться до последней капли крови. Чьей крови, не уточнялось.
Ноздри ее взволнованно дрожали, расслабленные кисти рук сжимались в кулак, а Владик, прикрыв ресницами глаза и слушая одним ухом привычную болтовню, нежился в лучах почти материнской ласки. Он принимал их отношения как должное, не задумываясь над тем, как они будут развиваться.
Марго, говоря о потенциальных соперницах, представляла себе легкомысленных отроковиц, бросающихся на любого мало-мальски известного актера, чтобы выпросить у него автограф. В роли соперницы могла выступить и какая-нибудь юная коллега, и подобранная мамой невеста, но все они казались ей не слишком опасными. Ее главным оружием были опыт, умение бороться и… любовь.
Ревниво оглядываясь по сторонам, Марго не ожидала, что ее соперницей окажется Евгения. Когда же она обостренным чутьем заметила первые покровительственные услуги Шиловской и мелкие одолжения, которые Пансков воспринимал со щенячьей благодарностью, Марго не приняла это всерьез.
Зачем Евгении нужен этот безвестный мальчишка? Он же никто, темная лошадка, «кушать подано». Зачем он ей нужен? Он не принесет ей никаких дивидендов, ни денег, ни славы — ничего, кроме хлопот. Спрашивая себя и сама же утешая себя малоправдоподобными оправданиями, Марго проморгала тот краткий, но важный миг, когда в ее руках еще была возможность все изменить, миг, когда сам Владик еще не был приручен, когда Евгения не успела заманить его в сети блеском стремительно увеличивающейся славы.
Конечно, такому дурачку льстила связь с известной актрисой, только что благополучно избавившейся от второго мужа. Что
В упоении она не сразу заметила, что постепенно его взгляд перестал останавливаться на ней, проникая сквозь тело, уносился в пустоту. И с этим взглядом бесполезно было бороться. Бесполезно было напоминать о прежних минутах близости, слезы лишь ускорили бы процесс. Средство было только одно — устранить причину, из-за которой Марго постепенно стала превращаться в пустое место, в весьма обременительную, нудную обязанность. Устранить ее или устраниться самой.
…Марго налила полный стакан отвратительной жидкости, выпила его залпом и вытерла тыльной стороной руки липкий рот. Потом она упала на диван, раскинув руки, и блаженно сощурилась. Она-то знала, что рано или поздно победа будет на ее стороне.
Рано или поздно… Рано или поздно… Так, раскинувшись, с блуждающей улыбкой, изгибавшей ее полуоткрытые губы, она заснула, как будто провалилась в удушливую липкую бездну, полную тревожных снов и страшных видений.
Глава 4
МИХАИЛ АРКАДЬЕВИЧ КОСТЫРЕВ
На следующий день столица была разбужена сообщением о трагической кончине известной актрисы Евгении Шиловской. Первые, еще недостоверные слухи просочились сначала в театр, а потом пошли гулять по столице, передаваясь из уст в уста, постепенно обрастая домыслами, невероятными подробностями и «абсолютно точными» данными. Уверенно говорили о том, что она была зверски зарезана, ей выкололи глаза неизвестные бандиты, а истекающее кровью тело бросили на всеобщее обозрение…
Хотя утренние газеты вышли без заметок об этом событии, радио и телевидение уже выдавали в эфир волнующее сообщение. Оно активно обсуждалось в общественном транспорте наряду с такими известиями, как очередной террористический акт, повышение курса доллара, банкротство известного банка, и с прочими нерадостными слухами. У людей эта новость вызывала возглас удивления, традиционно поднятые вверх брови и стандартное покачивание головой: удивительно, какое безобразие творится в мире!
В это время в московском ГУВД решался вопрос, кому поручить дело об убийстве Шиловской. Дело обещало быть достаточно громким и долгое время находиться на слуху у общественности. Предвиделось большое количество неприятных статей, заметок, интервью у работников МУРа и прокуратуры, в которых с изящной долей ехидства обсуждалась бы нерасторопность и беспомощность следствия, намекалось бы на известные круги, будто бы причастные к убийству, и давалось понять читателям, что только ленивый не сможет найти преступника в этой ситуации. Ленивый — и милиция.
Да, дело обещало быть громким, и поэтому вести расследование поручили одному из старейших работников МУРа, подполковнику Михаилу Аркадьевичу Костыреву, который, несмотря на то, что (или благодаря тому, что…) исследовательский пыл молодости у него давно остыл и уступил место спокойной меланхолической мудрости, имел большой авторитет и в глазах общественности, и в глазах руководства.
Михаил Аркадьевич Костырев был пятидесятилетним, невысоким, коренастым мужчиной со спокойным взглядом небольших темных глаз, от которых к вискам разбегались мелкие морщинки. Его голову уже окрасила первым заморозком ранняя седина, глубокие залысины создавали впечатление огромного лба, а манера говорить с тихим достоинством и уверенностью в собственной правоте зачастую помогала ему выдерживать мелкие и крупные стычки с начальством.