Голем. Книга первая
Шрифт:
Что меня поразило больше всего, так это практически полное отсутствие окон в домах! В тех, что победнее, их не было вообще — глухие стены со всех сторон, только в фронтальной вырезан проход, прикрытый грубо сколоченной дверью. Хуже, чем тюремная камера, честное слово! Интересно, а как же они топят зимой? Понятно, что по-черному, но куда выходит дым? Только когда меня проносили совсем рядом с такой хижиной, я заметил крупные, ничем не прикрытые щели между крышей и стенами. Вот, значит, как устроена у них вентиляция. Жуть! В богатых домах окно имелось. Одно. Закрытое не стеклом, понятное дело, а каким-то полупрозрачным холстом. Надо будет потом рассмотреть поближе, что это такое.
Окружавшая нашу процессию толпа зевак тоже ничуть не скрашивала окружающий пейзаж. Большинство, как мужчины, так и женщины, были одеты только в грубые мешкообразные рубахи неопределенного грязно-серого цвета, спускавшиеся ниже колен и перехваченные веревкой у талии. Головы их прикрывали широкополые соломенные шляпы или тряпичные чепчики, а ноги (далеко не у всех) — плетеные башмаки с деревянной подошвой. Детвора же поголовно бегала босиком, а совсем мелкая — и вовсе голышом. Более зажиточные индивидуумы одеты в холщовые блузы и штаны, а их жены — в длинные платья, из-под подвернутого по случаю жаркого дня подола которых виднелись белые (очень относительно) нижние юбки. В кожаных штанах тут щеголял, видимо, только один "председатель".
Вся эта картина ввела меня в некоторое уныние. Ведь, вполне вероятно, мне придется здесь провести достаточно долгое время. Безотносительно к тому, является ли это все плодом моего больного воображения или происходит на самом деле, скучать предстоит по-настоящему. Я-то и в современных мне деревнях никогда не жил, а тем более — в такой убогой. Для жителя информационного века это, наверняка, хуже тюремного заключения. Там хоть газеты с телевизором имеются.
Возле одного из "богатых" домов процессия остановилась, и меня, к разочарованию зевак, внесли внутрь. Жилых помещений в казавшимся довольно большим снаружи доме на удивление оказалось всего три — центральный зал и прилепленные к нему две маленькие комнатушки, отделенные лишь легкими внутренними стенками, сделанными из плотно пригнанных друг к другу тонких ошкуренных веток. Проем для входа в комнатки закрывался пологом из толстых потертых шкур. Единственное окно находилось в центральном зале.
Внутренний интерьер помещений тоже не радовал глаз. Мебель, как явление, тут практически отсутствовала. В центре зала стояли большой, грубо сколоченный стол и несколько таких же табуреток. Кроватей не было. Спальные места для детей располагались на больших прямоугольных сундуках с плоской крышкой, в которых хранилась, видимо, домашняя утварь. Остальные спали прямо на полу — на покрытых соломой шкурах. На такую же уложили и меня. Только хозяин с хозяйкой имели что-то вроде кровати — в одной из маленьких комнат виднелся небольшой деревянный помост с чем-то похожим на привычные мне подушки. И это дом "председателя"! Страшно даже подумать, как выглядит внутреннее убранство лачуг!
Так как день только начинался, все взрослые вскоре покинули помещение, отправившись по многочисленным крестьянским делам, оставив меня на попечение старой глухой бабки и полудюжины детей, резвившихся в доме и около него. Правда, перед этим, жена хозяина предприняла попытку накормить меня завтраком. Несмотря на одолевавший голод, я, памятуя о вчерашних последствиях поедания ягод, от крынки молока отказался наотрез. Нетрудно было себе представить результат от его поглощения — до туалета бы вряд ли успел добежать, учитывая, что его местоположение мне пока не известно. Не говоря уже о том, что ни ходить, ни, тем более, бежать я пока не в состоянии — ступни все еще и не думали заживать. Так что пришлось ограничиться лишь куском черного хлеба, то ли ржаного, то ли ячменного — ну не разбираюсь я в злаках. С аппетитом разжевывая довольно твердую краюшку, я подумал вдруг, что такой органический хлеб грубого помола имел бы успех и в моем времени. Надо же, любит История посмеяться — в то время, как, образно говоря, космические корабли где-то там бороздят, люди готовы переплачивать втрое за буханку хлеба, по сути изготовленную по древней примитивной технологии. И которая даже тут вряд ли является пределом мечтаний.
С сожалением, под недоуменными взглядами настороженно пока посматривающих на меня детей, отодвинул от себя вторую краюху хлеба — надо дать новорожденному желудку привыкнуть к приему пищи. Надо полагать, микрофлора восстановится быстро, в течение нескольких дней, и вот тогда можно будет побаловать себя, любимого. Правда, сомнительно, что в средневековой крестьянской семье, пусть и зажиточной, меня будут потчевать особыми разносолами. Тем более, что непонятно, какой тут у меня будет статус. А ведь в эти времена человек обязательно должен был принадлежать к какой-либо социальной группе. Насколько я помню, в раннем Средневековье их было всего три: духовенство, феодалы и простолюдины. Ни в первую, ни во вторую, по понятным причинам, мне не попасть. Но и с третьей группой все не так уж и просто. Внутри ее тоже присутствовала дифференциация: имелись лично несвободные крестьяне — кажется, назывались "сервы", полузависимые — "вилланы" и еще какие-то. Кроме того, существовали наемники, торговцы, ремесленники. И к какой категории меня отнесут — большой вопрос!
Ладно, это дело будущего. Пока неплохо было бы попрактиковаться в языке. Насчет разузнать подробности местной жизни еще думать рано — не пойму. Я улыбнулся мальчишке лет десяти, давно, с осторожным любопытством на грязноватой мордочке, рассматривавшем меня. Тот несмело улыбнулся в ответ.
— Артур, — назвался я, тыкая себя в грудь указательным пальцем. Имя у меня вполне европейское, так что удивления вызвать не должно.
— Хельмут, — после некоторой задержки неуверенно сообщил мальчуган.
Ну вот и познакомились. А дальше о чем говорить? Начнем, пожалуй, с простейших вещей. Я обвел руками вокруг:
— Дом!
— Дом, — кивнул мой собеседник. Произношение слова практически не отличалось от современного. Это меня ободрило. Я стал указывать на окружающие предметы, называя их. Если ответ отличался, то заставлял мальчика повторить еще раз. Постепенно подключились и другие дети. Эта игра всех настолько увлекла, что продолжалась, с небольшими перерывами, вплоть до вечера, когда вернулись с поля старшие. Потом был ужин, во время которого, к недовольству толстой хозяйки, я опять ограничился хлебом и водой. После еды "председатель" снова пристал ко мне с какими-то вопросами. Тут я уже более уверенно, опираясь на опыт общения с детворой, попытался объяснить, что после удара по голове ничего не помню и вообще приехал издалека. Не уверен, что тот понял все, но важно кивнув головой, ободряюще похлопал меня по плечу и, к моему облегчению, удалился в спальню. Хозяйка вынесла наружу деревянную миску, которую утром дала мне для применения в качестве "ночного горшка". Поставив опустошенную посудину около моего ложа, она пожелала мне, видимо, доброй ночи (по крайней мере, слово "ночь" я понял) и погасила и так едва освещавшие комнату пару лучин. Дети к тому времени давно уже заняли свои спальные места, и ничего не мешало мне, наконец, погрузиться в сон. Напряженное ожидание — случится ли во сне обратный перенос или нет, некоторое время не давало расслабиться. Но усталость взяла свое и я заснул…
Проснувшись с первыми лучами солнца, даже на секунду не засомневался — где я. Окружающая обстановка не давала повода для различных трактовок — никакого переноса и близко не произошло. Я все еще в средневековье. Этот факт меня так сильно расстроил, что слезы чуть было не навернулись на глаза — настолько я, видимо, подсознательно надеялся увидеть себя после пробуждения в гостиничном номере. Увы, механизм обратного переноса пока мне не известен. Если он вообще существует, кроме того брутального варианта, с которым уже пришлось познакомиться.
Вокруг сновали пробудившиеся от сна аборигены. Донесся запах разогреваемой пищи. Местная жизнь шла своим чередом. Я сел на постели и потянулся. Раз так все обернулось, значит, будем вживаться!
Глава 4
На третий день своего сидения в доме "председателя" я уже мог сносно передвигаться на ногах. Ступни еще побаливали, но не сильно. Честно говоря, я предполагал, что их заживление займет не менее недели, а то и двух. Можно было бы посчитать, что скорость процесса увеличилась за счет "чудодейственной" мази, которую хозяйка исправно наносила на мои ступни дважды в сутки — утром и вечером, но и сама "докторша" выразила удивление по этому поводу. Значит, дело не в мази. Возможно, это фокусы моего свежепостроенного организма — более быстрый метаболизм. В пользу этого говорили и стремительно выросшие за каких-то три дня ногти и волосы. Что это — бонус от неведомых "фокусников" или просто нормальный уровень генетического оптимума, недостижимый для "обычных" взрослых людей из-за далекого от идеала образа жизни? Черт его знает! Надеюсь только, что это распространяется и на иммунную систему. Не хотелось бы помереть от обычной простуды!