Голев и Кастро (Приключения гастарбайтера)

Матвеева Анна Александровна

Колобуев решительно потряс кулачком и свел в одну взъерошенные брови. Таньке он почему-то не понравился. Колобуев и впрямь был чересчур подозрительным - особенно в телефонных разговорах. Если его - исключительно из вежливости - спрашивали, как идут дела, Колобуев немедленно интересовался, что имеется в виду, так что собеседник немедленно смущался и проклинал свою вежливость. Еще он очень любил вопросительные обороты: "В каком смысле?", "Вы уверены?" - и часто начинал свои речи со слов: "Я хочу сказать, что..." В целом же Колобуев был предсказуем, как американский боевик группы "В", и работу сумел организовать

в сжатые, как и мечталось Круглянке, сроки.

Первый номер газеты Голев и сейчас помнил наизусть, тем более, что на развороте была большая, написанная им собственноручно статья о замечательно порядочном и честном коммерсанте (оксюморон, заметила Танька, вычитывая полосы - она выполняла еще и работу корректора), этническом украинце, свободолюбе Викторе Круглянко. Посреди разворота беззастенчиво располагался огромный блок фотоиллюстраций: В. Круглянко в костюме от Hugo Вoss встречается с избирателями, одетыми в собственные костюмы, В. Круглянко в рубашке от Krizia привозит в детский дом игрушки и питание, В. Круглянко в обнимку с киевским артистом Чепражных (оба в плавках сложно сказать чьего производства и с шарообразными брюшками на фоне Черного моря), наконец, самая крупная фотография представляла В. Круглянко в быту: расплывшись улыбкой, Витя приобнимал за талию пышноторсую женщину с грустными семитскими глазами, мелкой стайкой вокруг них расположились дети разных полов и возрастов. Дети, как узнал Голев, были от трех круглянкинских браков, он согнал их с разных концов города для фотографии с последней женой, матерью двух мальчиков. Ее звали Руфина.

Сложно сказать, какой успех имел первый номер газеты, но Голев так втянулся в процесс, что вскоре возлюбил нехитрую четырехполосицу, как третье свое дитя. Больше всего ему нравился тот момент, когда новый, душистый номер приносили в кабинет, и Голев знал, что на первой полосе он увидит свою фамилию под заметкой, а на второй - свой псевдоним под статьей; он рассматривал свежие выпуски, как будто не самолично вычитывал их вчера, добровольно, вместе с Танькой; перечитывал материалы, которые знал наизусть, разглядывал фотографии, он даже внимательнейшим образом изучал выходные данные и контактные телефоны редакции.

При всем этом Голев прекрасно сознавал, что газетка его - дрянь, и как только Витю выберут (а в этом он не сомневался) депутатом, он немедленно прикроет издание, которое (жаловался Витя) и без того съело кучу денег.

В ноябре, когда до выборов оставалось всего две недели, Круглянко приехал в редакцию поздно - все уже разошлись по домам, и только Голев читал новые тексты, предназначенные для послезавтрашнего номера. Атмосфера редакции успокаивала Голева: погружаясь в дело, он забывал практически обо всем. Вот и Витю Круглянко, решительно и нетрезво распахнувшего дверь пинком ноги, Голев вначале встретил тусклым, неузнающим взглядом. Потом, правда, встрепенулся, машинально перевернул листок текстом вниз и встал, протягивая руку.

– Какой ты худой, Коляля, - завистливо заметил Круглянко, пожимая ладонь Голева и обдавая его коньячно-парфюмерным ароматом.
– Не жрешь, наверное, ни черта.

Голев скромно пожал плечами.

– Поехали в рестик, - вдруг зажегся Витя, - тут открыли такое нормальное место, я в шоке!

– Да мне, ты знаешь, домой...
– устало объяснял Голев, пока Витя решительно сгребал в охапку курточку Голева и его портфельчик на длинном ремне (ты бы еще ранец носил, заметил как-то Колобуев).
– Танька борщ сварила...

– Борщ назавтра еще лучче, - авторитетно сказал Витя и набрал домашний телефон Голевых.
– Танюрик, говорит Круглянко. Не теряй своего кормильца ехидный взгляд в сторону Голева, или показалось?
– У нас с ним интимное совещание. В смысле, доверительный диалог. О' кей? Ты все понимаешь, я в шоке! Ну, лады.

– Давай не будем ничего заказывать, а просто так посидим, - предложил Голев и сразу же понял, что сморозил явную глупость. Круглянко аж застонал от смеха. Он вообще очень странно смеялся - его словно взрывало изнутри хохотом, и казалось, однажды он может погибнуть от такого приступа смеха. Впрочем, на этот раз обошлось: Витя строго откашлялся и продолжил чтение меню.

Кафе "Бриз", Голев оглядывался по сторонам и вдруг осознал, что был здесь с Танькой несколько лет назад. Тогда это называлось детским кафе "Барвинок", и они пришли сюда всей семьей, с малышами, мамой Юлей и Луэллой. Катя, к счастью, работала, так что ее звать было необязательно. Заказали они целую кучу яств: блинчики с джемом, мороженое, пирожные, газировка - и потом больше часа ждали исполнения заказа.

Теперь, значит, "Барвинок" вырвали с корнем и вместо него появился этот "Бриз". По стенам развешаны канаты и веревки, завязанные морскими узлами, в стеклянном ящике томится плохо сработанная каравелла, и официанточки одеты в облегающие тельняшки и береты, будто французские моряки.

Витя бодро сделал заказ для себя и Голева, не обращая внимания на его протесты. На столе очень быстро появился штоф с водкой, и Витя аккуратно разлил ее по стопочкам, отвергнув вежливую помощь официантки.

– Я же не пью, - сказал Голев, - забыл, что ли?

– Тебе в подляк со мной, старым десантником, выпить?
– удивился Круглянко, а Голев про себя тоже удивился - он всегда считал, что Витя счастливо избежал армии.

Они выпили. Съели салаты, бульон и слоеные пирожки. Потом принесли свиные отбивные, и Витя радовался им, как ребенок. Голев выпил одну рюмку, а Витя четыре, и теперь у него сами собой распустились галстук и язык.

– Слушай, а зачем тебе понадобилось депутатство?
– Голев давно уже хотел спросить об этом Круглянку, да все как-то не было нужной тональности разговора.

Витя закурил сам, потом кинул зажигалку Голеву.

– Слыхал про депутатскую неприкосновенность?

Голев кивнул.

– Вот самое оно и есть.

– А что, у тебя какие-то проблемы?

– Знаешь, Коляля, сегодня проблем нет, а завтра - их до... Ну, ты понимаешь, что я имею под этим сказать. Вот, например, Полуяхтенки, - Витя заметно снизил голос, - жили, как в кино. Пока не получилось, что кино ихнее фильм ужасов. С плохим концом.

– Так и не нашли, кто их убил?

Витя глубоко затянулся сигаретой и глянул прямо в глаза Голеву.

– Не так важно, кто сделал, гораздо важней - кто попросил! Кто дал денег! Вот это действительно интересно! Но не будем о грустном. Сказка моя, - это Витя позвал официантку, беззвучно стоявшую у стены, - принеси нам самое крепкое кофе и воды с минералами.

Официантка вежливо улыбнулась и растворилась в глубине зала.

– У меня к тебе, брат, есть предложение.
– Витя наклонился через стол и смотрел на диво трезвыми глазами, будто и не он вылакал столько водки буквально полчаса назад.
– Хватит тебе уже это... по мелочам. Давай, пей кофе и слушай.